– Простите, Карл Иванович, – совсем растерялся Лейхтвейс. – Вы хотите сказать, что для Российской империи вся страна была колонией?

Куратор кивнул.

– Именно так. Колонией, которую требовалось европеизировать. А свои были рядом, в Прибалтике – ваши, Николай, предки, остзейские немцы. Все по Пушкину. Не забыли? «Правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто крат хуже…»

– «…Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания», – вспомнил Таубе. – Тогда получается, Ленин был прав, возвращая столицу в центр страны? Но… И фюрер прав, когда говорит, что большевики, уничтожив тех, кто мыслил по-европейски, загнали Россию обратно в Азию?

Карл Иванович взглянул серьезно.

– Думайте сами, Николай. Для вас Сталин – это Термидор. А для меня – Чингисхан с телефоном, как выразился ваш тезка Бухарин. Борьба со Сталиным – это борьба за ту Россию, которой честно служили ваши предки. За Империю – против татарской Орды. Вы – не предатель, Николай. Вы – боец на Куликовом поле.

Позже Лейхтвейс часто вспоминал эти слова. Он – не предатель. Золотой нательный крест – против черного камня.

«Завтра мы встретимся и узнаем…»

* * *

Наконец, его оставили наедине с тишиной. Тяжелая стальная дверь закрылась практически бесшумно, отрезая от мира. Только негромкое, еле слышное «Клац!», словно челюсти, сомкнувшись, перекусили последнюю нить. Лейхтвейс облегченно вздохнул. Заперто с двух сторон. Если кто-то захочет войти, загорится зеленая лампа и включится зуммер. В его воле – пустить или не пустить. Лейхтвейс словно попал на борт «Наутилуса». Очень похоже, единственное окошко под самым потолком, круглое, словно иллюминатор, зато много ламп. От огромной, под тяжелым матовым колпаком, до совсем маленьких возле тумбочки у дверей, на которой стоял телефон без номеров на диске.

Квадрат десять на десять метров, то ли прихожая, то ли кухня. Слева, если на дверь смотреть, газовая плита, рядом шкаф с продуктами, мойка, этажерка с посудой. Справа – полированный стол, два глубоких мягких кресла. Лампа зеленого стекла, хрустальный графин с водой.

Сзади – коридор, две двери по бокам, одна в торце. Его комната справа, открыта, ключ в кармане. Остальные пока заперты.

За работу!

Усы он уже успел отодрать и наскоро смыл грим. Взглянув в зеркало, одобрил: почти прежний, только волосы темные и лицо словно похудело. Хотел снять партийный значок со свастикой, но в последний миг передумал. Увидит Ламла – не поймет.

Блокнот!

С виду самый обычный, в красивой кожаной обложке, только страницы все уже с цифрами и буквами. Получил от толстячка под роспись буквально пару минут назад. Теперь и ему, шпиону Лейхтвейсу, есть, чем гордиться. Первый личный шифроблокнот! Симметричное шифрование – изобретение американца Гилберта Вернама, каждая страница – отдельный код.