Неожиданно легко поднявшись, Панпушко твердо пошагал в расположение, а проводивший его глазами Будищев только усмехнулся, мол, сапоги дорогу знают. Впрочем, он тоже выпил немало, особенно для его состояния. Выйдя из харчевни, он оглянулся в поисках матросов и, обнаружив их под соседним навесом, подошел ближе.

– Ну что, архаровцы, все живы?

– А как же, господин кондуктор, – отозвался тот, которого звали Макар. – Благодарствуйте за угощение.

– Ничто, сочтемся.

– Ага, – улыбнулся моряк в ответ, – на том свете угольками.

– Можно и так, а пока подвиньтесь, я присяду.

Матросы беспрекословно потеснились, уступая Дмитрию место, а Макар даже стащил через голову голландку[85] и подстелил её.

– Не то форму замараете, – пояснил он свои действия.

– Федька постирает, – хмыкнул кто-то из моряков, но Будищев в ответ погрозил ему кулаком.

– Это для меня он Федька, а для тебя как минимум господин ефрейтор!

– А вы вправду вместях воевали?

– Было дело.

– Шматова послухать, так вы малым делом самого султана в плен не забрали, – под всеобщий смех заявил тот же матрос.

– Султана, врать не буду, не было, а первый крест я за Азис-пашу получил. Он, стервец, убитым прикинулся, а когда мы подошли, за револьвер схватился и малым делом полковника не застрелил.

– И что же?

– Ничего. Я его обезоружил и в плен взял.

– Эва как!

– Вот так! Кстати, вы как располагаете, братцы, пароход наш скоро ли вернется?

– А бог его знает, господин кондуктор. Хорошо бы до ночи, а не то померзнем как цуцики!

– Да ну, нафиг! Жара такая…