– Довезут нашего радиста, – заверил Сречко. – Он только сейчас сомлед. А тако держался, молодец.

– Да уж, пусть дотянет. И девчонка тоже. Лихая, в сущности, оторва, эта Лизавета, – Тимофей сел на доски у «голубятни». – Уф, что-то я забегался. Имелись смутные дурные предчувствия. Хорошо, что обошлось. Как вы тут пережили?

Югослав сел рядом, рассказал, как сидели. Рыжая всякие басни рассказывала, про Париж и иную разгульную жизнь. Себя отвлекала, радиста болтовней утешала.

– Терпеливая. Надо бы ей удачи пожелать, – решил Тимофей, надевая чужую пилотку. – Остался у нас там бошевский шпик и еще чего-нибудь?

Спирт пить не стали, поскольку появились обитатели дома, вынесли вино и что-то овощное, фаршированное, но жутко вкусное. Перешли в соседний двор, здесь прямо на улицу столы выволокли. Белградцы наперебой спрашивали: когда бошей окончательно выбьют из Белграда, правда ли, что по Дунаю корабли Черноморского флота идут, и всякое прочее. Бой продолжался не так уж далеко: у Дуная и подступах к мостам, но считалось, что город почти освобожден, о чем и кричалось белградцами многоголосое «живео!». Прошли по улице партизаны, тоже кричали и смеялись.

Окончательно стемнело, рядом встали наши минометчики, но огонь не вели, ждали подвоза боеприпасов. Продолжали изредка падать немецкие снаряды среди кварталов – фрицы гадили как могли, но руки у них были коротковаты. Легкое опьянение от единственного стакана вина прошло, ночная зябкость бодрила. Машина вот-вот должна вернуться, надо бы делом заняться.

– Пойду, рацию заберу, – сказал Тимофей. – Вы ее в углу спрятали?

– Испод тазом. Давай я схожу, – привстал Сречко, болтавший с какими-то «знакомыми знакомых» – довольно симпатичными – дивчинами.

– Не, я заодно и шинель прихвачу, а то этак и замерзнуть недолго.

«Голубятня», понятно, стояла на месте, рядом отдыхали 120-миллиметровые «самовары», минометчики жгли костер, смеялись с местными жителями. Тимофей зашел в сарай, посветил фонариком, извлек из-под худых тазов многострадальную рацию, поднял и принялся отряхивать сомнительную шинель. Оборвал окончательно нашивки – а то точно не так поймут.

– Эй, а ты что тут шныряешь? Фонариком кому сигналишь? – в сарай сунулся минометчик – подозрительный, лопоухий, пилотка поперек головы.

Тимофей хмыкнул:

– Тебе и сигналю. Не видишь – вещички собираю.

– Да уж вижу. А ты вообще кто таков? Опа, и рация-то фрицевская? – тут взгляд бойца упал на валяющиеся в тазу трехцветные нашивки. Уши минометчика от хищного прозрения аж зашевелились, прям хорек долгоухий. – Ребя, я власовца поймал! Гад, ты с кого пилотку снял?! Ах ты, сука… – минометчик схватился за оружие.