Я ошибся. Вражеский отряд был тысячи в две всадников. Он, легко смяв выдвинувшиеся первыми турм пятнадцать, сейчас теснил конницу из среднего каструма. Набрана она была из кельтских племен и не отличалась отвагой, тем более, против превосходящего противника. Помогать им и потом вместе убегать мне не хотелось, поэтому увел свои турмы с дороги на поле, собираясь обогнуть сражавшихся и ударить врагу во фланг или тыл. Наверняка повстанцы погонятся за удирающими и нарвутся на когорты легионеров, которые быстрым шагом идут сюда. Вот тут мы и подключимся.

Я опять ошибся, хотя на этот раз всего наполовину. Кельты на римской службе таки побежали, а кельты-повстанцы погнались за ними, проигнорировав нас, решив, наверное, что мы уклоняемся от сражения, и нарвались не на пехоту, а на четыре сотни всадников-германцев, нанятых зимой Гаем Юлием Цезарем. Это они отличились во время усмирения арвернов. Говорят, последние теперь пугают германцами детей. Завязалось жестокое рубилово. При этом повстанцы охватили полукругом германцев, но это пока никак не повлияло на боевой дух наемников, которые с презрением относятся ко всем, кроме римских легионеров, неоднократно бивших их.

Мои семь турм ударили по втянутым в сражение врагам с тыла. Я направил коня между двумя всадниками, поразив пикой сначала правого, а потом левого. Оба были молоды, лет шестнадцати, в кожаных доспехах. Длинный острый наконечник моей пики легко пробил защиту и влез сантиметров на десять в тело: первому в спину между лопатками, второму в правый бок в районе печени. Вот так и закончилась, едва начавшись, военная карьера двух сопляков. Следующему, обладателю наизвесткованной шевелюры цвета ржавчины, уложенный то ли в виде крыльев, то ли огромных ушей, угодил в открытый затылок, потому что волосы были зачесаны вперед и вверх. После того, как я выдернул пику из раны, кельт начал оборачиваться — и завалился вправо, рухнул с коня. Я протолкнул своего вперед, одновременно убив повстанца слева, который собирался рубануть Буцефала спатой по морде, защищенной шанфроном.

Шум боя и крики раненых привлекли внимание тех, кто был дальше, и они начали разворачивать лошадей, чтобы сразиться с нами, что не так просто в давке, какая обычно возникает, когда сталкиваются два больших конных отряда. Я быстро работал пикой, поражая врагов в незащищенные места, иногда в ногу, а когда ее инстинктивно прикроют щитом, в тело или голову, пока впереди не образовалась широкая прослойка из лошадей, оставшихся без наездников. После чего вставил пику в чехол, прикрепленный к седлу сзади, и достал лук из висевшего за спиной сагайдака. Дело пошло веселее. С дистанции несколько метров я пробивал любой щит и доспех за ним. Так увлекся, что чуть не завалил германца, который глубже соплеменников врезался в отряд повстанцев. В самый последний момент заметил, что высокий кожаный шлем слишком нетипичен для кельтов, и блестящих предметов на кожаном доспехе нет, и успел отвести лук влево и всадить стрелу во врага, к которому пробивался германец — рослому кельту в бронзовом, надраенном шлеме с бурым с черными пятнышками чучелом пустельги, приделанным к верхушке, и длинной мелкой кольчуге. Моя стрела вошла в правый бок немного ниже подмышки, когда враг поднял руку со спатой, намереваясь ударить наемника. Тот перевел взгляд на меня, чтобы увидеть, кто помог.