У этой девчушка лет тринадцати была фора метров в сто. Выскочив через распахнутые ворота, рванула сначала по дороге, идущей мимо убранных полей, а потом, поняв, что там негде спрятаться, свернула к оврагу. Ворот ее белой рубахи был порван спереди примерно до пупа. В прореху проглядывало смуглое тело с черными большими сосками маленьких сисек. Бежала девчушка довольно резво, но все же медленнее своего преследователя. Он был невысок и, наверное, худощав, но светлый бурнус, который развевался на бегу, делал толще. Светлые длинные штаны тоже были широки, напоминали казачьи шаровары. Лицо очень смуглое, почти черное, и безволосое, несмотря на то, что был не моложе лет двадцати. За широкий черный матерчатый пояс, обернутый вокруг тела не меньше трех раз, был заткнут кривой кинжал с костяной рукояткой и в деревянных ножнах. Парфяне — это персы, народ оседлый и со сравнительно светлой кожей, а в сторону оврага бежал, скорее всего, кочевник-семит, выросший где-нибудь в глубине Аравийского полуострова. Видимо, парфяне завоевали полуостров или, что скорее, взяли с собой наемников из диких племен.

— Я убью его, — шепотом то ли спросил, то ли поставил в известность Полидор и, не дождавшись моего разрешения, быстро и бесшумно начал перемещаться к тому месту, где девчушка должна была спуститься в овраг.

У оврага кочевника отделяло от жертвы метров пять. Если бы захотел, уже бы догнал ее. Наверное, гонка с преследованием, судя по хищной улыбке, возбуждала его. В тот момент, когда кочевник решил, что добыча уже в его, из кустов вынырнул Полидор с хопешем в руке. Расправа была быстрой и короткой. Первым ударом писидиец отсек правую руку, которая попыталась вытянуть кинжал из ножен, вторым снес голову, правда, не полностью, она, истекая алой кровью, свисла на грудь на недорубленных мышцах и коже. Безголовое туловище простояло еще несколько секунд, а потом рухнуло вперед, продолжая поливать сухую светло-коричневую землю кровью, ярко поблескивающей на солнце.

Девчушку, которая выбежала на меня и сразу шарахнулась, я догнал в два прыжка и схватил за толстую черную косу, завязанную застиранной, бледно-красной ленточкой. Она дернулась дважды и замерла, тяжело, сипло дыша.

— Стащи труп в овраг, — приказал я писидийцу, после чего сказал девчушке на греческом: — Не бойся, мы римляне, ничего тебе не сделаем.

Видимо, с ней случился ступор, потому что даже не оглянулась, хотя я дал слабину косе. Тупо смотрела на стоявших на дне оврага Бойда и Гленна, державших по две лошади каждый. Мои подчиненные тоже, как загипнотизированные, смотрели на девчушку. Точнее, на ее обнаженные сиськи. Эти взгляды и встряхнули девчушку. Правой рукой она собрала на груди порванную рубаху, прикрыв оголенное тело, после чего медленно повернула голову влево, посмотрела на меня.