К моему удивлению Египет сильно эллинизировался с тех пор, как я был здесь с Александром Македонским. Мощная греческая культура победителей, которая казалась мне не только не пересекающейся с не менее мощной египетской, но и расположенной в совершенно другой плоскости, все таки сумела наложиться, причем так плотно и тяжело, что побежденная выглядывала лишь где-нигде по краям, в глубинке. А ведь как сопротивлялась вначале! Так же, как сейчас этот греко-египетский гибрид сопротивляется романизации.
Сразу вспомнил двадцать первый век, когда американизированный мир начинал потихоньку отступать под натиском китайской культуры. Мне повезло вовремя убраться оттуда, до наступления светлого всекитайского будущего. Все-таки английский язык учить мне было легче, чем китайский. Про иероглифы и вовсе молчу. Хотя черт его знает, куда я попаду при следующем перемещении, может быть, и в китаизированный мир, где знания языка и культуры пригодятся…
Следом за сановными аборигенами шли три когорты легионеров. За ними шагали ликторы с фасциями — пучками розг, привязанных красной лентой к топору — символом права пороть и казнить, за которыми и ехал на коне со свитой Гай Юлий Цезарь. Дальше следовали еще две когорты легионеров и скакали всадники-германцы под моим командованием. Кстати, в вопросах охраны главнокомандующий доверял нам больше, чем римлянам. По обе стороны улицы, на крепостной стене и плоских крышах домов стояли аборигены и пялились на нас, выкрикивая насмешливые замечания. Улица была грязной. Египтяне так никогда и не научатся наводить порядок за пределами своего жилья. Видимо, привыкли, что Нил при разливе уберет лучше всех.
Заварушка началась, когда Гай Юлий Цезарь проезжал небольшую рыночную площадь, расположенную примерно на полпути между Портовыми воротами и дворцовым комплексом. Кому-то не понравились фасции, которые имеют право нести только перед их царем, народ забурлил и полез бодаться. Вроде бы вспыхнуло само по себе, но я глубоко убежден, что самые стихийные события — это тщательно подготовленные. Впрочем, на счет тщательности я бы поспорил. Спланировал операцию человек, плохо представлявший себе бой в городских условиях. Если бы напали на Гая Юлия Цезаря, когда он проезжал Т-образный перекресток, и сопровождавшие его воины были стеснены шириной улицы и толпой зевак, могло бы получиться, а на сравнительно широкой площади легионеры, привыкшие на войне ко всяким неожиданностям, отреагировали мгновенно и со всех сторон прикрыли своего императора. К тому же, нападавшие явно не знали его в лицо, потому что набросились на Квинта Тинея, разбогатевшего плебея, примкнувшего к нашей армии в надежде сделать военную карьеру, но участвовал в боевых действиях только душой и мыслями. Этот спесивый придурок любил наряжаться богато и очень ярко и выглядеть напыщенно. Дурной вкус и манеры и погубили его. Два как бы обычных горожанина, пришедших почему-то с гладиусами под полой поглазеть на приплывших римлян, хотя с оружием в городе могут находиться только воины и стража, приняли Квинта Тинея за нашего предводителя и наделали в его животе дырок. Досталось и легионерам, поспешившим ему на помощь. Те в ответ закололи обоих нападавших и несколько десятков человек в придачу. Жаль, я с германцами выехал на площадь, когда на ней уже не осталось ни одного зеваки, если не считать раненых, которых, даже легкораненых, вопреки грозным и громким предупреждениям Гая Юлия Цезаря, легионеры добивали быстро и безжалостно. Когда воин не хочет выполнять приказ, то просто не слышит его. Вот не слышит — и всё, хоть в ухо ему ори.