М-да. Диссонанс между содержанием и чуть подрагивающим голосом подростка ощутим даже мне.

– Хорошо, Андрей, – в голосе разлилась добрая усмешка, – договорились. А вы ведь меня поразили, и не столько даже возрастом. Исключительно добротная работа, исключительно! Та россыпь алгоритмов, которую вы так щедро выкладываете на всеобщее обозрение, заслуживает искреннего восхищения. Но если заглянуть поглубже, то вы ведь разработали целую теорию для решения задач определенного класса…

В комнату на цыпочках просочилась мама. Я попытался было скорчить недовольную гримасу, но она придушенно пискнула «и-и-и» и присунула ухо поближе.

«Ладно, – подумал я и чуть довернул трубку в ее сторону. – Это, быть может, ее звездный час».

– …удивительно и многообещающе, – продолжал соловьем разливаться академик, – что вам удалось сделать значимое открытие в столь юном возрасте.

– Леонид Витальевич, благодарю за столь лестную оценку, – воспользовавшись небольшой паузой, я перехватил нить разговора, – но вы же наверняка понимаете, что использованный мной подход растет из вашей же собственной работы от шестьдесят пятого года. Ну, той, где вы дали методику оценки множителей Лагранжа методом наименьших квадратов.

– Эк вы хватили… Нет, понятно, что все откуда-нибудь да растет. Но у вас, и это совершенно очевидно, получилась оригинальная работа. И для вас это не случайная находка. Уж я-то в этом разбираюсь, поверьте.

Мама, чуть дыша, счастливо млела у мембраны.

– Вы уже решили, где будете учиться после школы? – неожиданно спросил академик.

– В Ленинградском общевойсковом командном, – сорвалось с моего языка.

Мама испуганно шарахнулась вбок. Трубка озадаченно замолчала.

– Э-э-э… – Академик был явно обескуражен. – Почему туда?

Я охотно пояснил:

– У меня отец военный… И дед…

Мама сделала страшные глаза и пребольно ущипнула меня за плечо.

– Это ведь не окончательное решение, да? – В голосе Канторовича явственно слышалась неуверенность.

Я покаянно вздохнул и потер плечо:

– Извините, пожалуйста, Леонид Витальевич, шутка на языке не удержалась. Мне очень стыдно.

На том конце сначала что-то хрюкнуло, а потом раскатился добродушный смех.

– Извините, – повторил я. Мне действительно было неудобно.