Индра обязан его застрелить. Брат достоин умереть от пули, а не от рук палача. И Лал вызвался сам. Горячие головы из числа повстанцев предлагали идти на штурм, чтобы освободить своего вождя, но две сотни плохо вооруженных воинов против полка регулярной армии – это как хворостинка против взбесившегося слона. Туземную роту, на которую была слабая надежда, обезоружили еще вчера.

Лал всхлипнул, из последних сил сдерживая рыдания. Чтобы отвлечь себя от грустных мыслей, он еще раз ткнул шомполом в ствол, развязал кисет с порохом и осторожно отломил веточку тика, закрывающую обзор. Место он выбрал идеальное: бывшую ярмарочную площадь, на которую согнали все население из окрестных деревень, с трех сторон окружали густые заросли. Полтораста ярдов – нешуточная дистанция, но не для него. С такого расстояния он не может промахнуться. Его старенький кремневый мушкет, ухоженный заботливыми руками, ждет своего часа и не подведет в нужную минуту.

Площадь загудела. Вооруженный конвой вытолкнул на лобное место связанных пленников. Все было готово к началу казни: виселица для непокорного лейтенанта, скамья для невесты брата и страшное колесо с тяжелым четырехгранным ломом.

Брат гордо поднял голову вверх.

Еще минуту… дать ему еще минуту жизни.

На сотом ударе трепетно бьющегося сердца Лал насыпал порох на полку и взвел курок.

– Братья и сестры! – зычный голос бунтаря пронесся над притихшей площадью. – Верьте мне! Наступит тот день, когда наша земля…

Договорить ему не дали – рослый конвоир с размаху ударил его по шее. Подогнулись колени, поникла буйная голова – лишь судорожный всхлип прошелестел в толпе.

Гордость поднялась в душе тринадцатилетнего мальчишки. Гордость за несломленного брата, которого британцы боятся даже перед смертью. Трижды глубоко вздохнув, он припал щекой к гладкому, нагретому солнцем прикладу.

Легкий шорох ветвей заставил его стремительно обернуться. Рука сама скользнула к поясу, пытаясь нащупать небольшой кинжал.

– Тихо, братишка, свои! – Страшная, размалеванная усатая физиономия с бритым черепом и седеющим чубом на макушке скалилась в веселой улыбке.

Лал бессильно пискнул, в бесплодной попытке укусить крепкую, пропахшую табаком ладонь. Другая рука незнакомца надежно прижимала его к земле. Немного побарахтавшись, мальчишка замер, поражаясь самому себе – и тени страха не мелькнуло во взбудораженном сознании.

– Вот так-то лучше, – на том же ломаном английском прошептал здоровяк, бесшумной пантерой укладываясь рядом. Через мгновение, извлеченная из кожаного чехла, тускло сверкнула воронением странная, завораживающая изящными линиями винтовка. Прищурив свои шальные глаза, незнакомец усмехнулся: