— А если все-таки изготовят? — не унимался священник.

— Ну и пусть. От болванки проку все равно нет, а секрет изготовления пороха я им не выдал.

— Так ведь ты сам говорил, что он давно в Китае изобретен. Неужто Глеб не додумается, какую начинку туда насыпать?

— Не успеет, — мрачно пообещал Константин. — Ратьша вот-вот штурм начнет.

— А если тот чрез тайный ход уйдет? — не сдавался священник. — Всеми святыми заклинаю, хоть про порох ему не говори.

— Да не смог бы я спокойно смотреть, как они тебе в ноги гвозди вколачивают! — хрипло выкрикнул Константин. — Не смог бы, и все тут. Жаль только, что я раньше не очнулся, перед тем как они над твоими руками измываться стали. Сильно болит, да?

— Когда вбивали, тут и впрямь больно было. А теперь уже обвык малость, так оно вроде и ничего, — попытался скрыть истинное положение вещей священник. — Худо лишь, что гвозди не ржавые были, а совсем новые, — выдохнул он сквозь сомкнутые зубы.

— Почему жаль? — не понял Константин.

— От ржавых заражение крови было бы, — буднично пояснил отец Николай. — Конец-то у меня один, да с заражением я бы к нему пришел быстрее. Но, видно, уж такова воля божья, чтоб подоле помучился.

— Думаешь, и это тоже господь тебе послал? — усомнился Константин, кряхтя и пытаясь примостить свое избитое тело поудобнее.

— А кто же?

— Ну, например, дьявол, — предположил князь.

— Слишком много чести для слуги тьмы, — слабо улыбнулся отец Николай и попытался обнадежить Константина: — Ты, главное, верь, сыне, что все содеянное с нами не напрасно, ибо за все воздастся тебе.

— Лишь бы поздно не было, — хмыкнул тот недоверчиво. — Иначе придет эта рука господня и устроит нам Варфоломеевскую ночь.

— Рука господня такой грязной быть не может, — мягко, но настойчиво возразил священник. — Орудие господа, тут еще куда ни шло. Но скорее всего, даже не это, а так… — Забывшись, он хотел пренебрежительно махнуть рукой, но едва пошевелил ею, как новая полноводная струя свежей боли огромной волной захлестнула его мозг, и Николай, издав короткий стон, вновь потерял сознание.

После безрезультатных окликов Константин наконец понял, в чем дело, и тоже замолчал, постепенно погружаясь в спасительное забытье, где не было места ни подвалу, ни палачам, ни боли, ни пыткам.

А пока в темнице воцарилось временное затишье, к стенам города не спеша приближался одинокий всадник. И чем ближе становились ворота Рязани, тем медленнее шел конь, все время придерживаемый мрачнеющим на глазах наездником.

Он выезжал из шатра Данило Кобяковича почти радостный, потому что лекарка и впрямь уже была у них и по просьбе благодушно настроенного Ратьши — сам Хвощ не осмелился бы обратиться напрямую — быстро изготовила необходимый состав.