— Ты и так сдохнешь! — зло отрезал тот, но рубить и впрямь не стал, а призадумался, глядя на нее, затем перевел взгляд на Мокшу и согласно кивнул. — Будь по-твоему. — И он, торжествующе осклабившись, полоснул ее со всего маху мечом, после чего распорядился: — Ентих двоих в телегу. Они нам рязанские ворота подсобят открыть. А оного щенка, — торжествующе ткнул он пальцем на кроватку с куклой, — зажарить вместях с теремом. Пущай князь ведает, что я своих обидок никому не прощаю…

Так и случилось, что подоспевшая дружина обнаружила лишь огромное пепелище вместо терема, да еще уцелевшего ратника, бережно прижимавшего к груди малыша, который мирно спал…

— Светозара-то? — почесал в затылке княжич и все так же рассудительно произнес: — Он, конечно, единокровный мне, да и сам малец хошь куда — славный да резвый. Токмо даже случись что со мной, не примут его в Рязани — мало того что сын холопки, дак еще и не венчан ты был с Купавой. Сам мне небось сказывал, что с Настасьичем сталось, егда его батюшка помер.

Константин кивнул. И впрямь, хоть и крут был галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл, но с боярами своими совладать не смог, уж больно они оказались своевольными. Дошло до того, что они сожгли любовницу Ярослава Настасью, а их сыну Олегу, которого в насмешку прозвали Настасьичем, хоть и целовали крест по повелению князя, клянясь в верности, но стоило Ярославу умереть, как тут же изгнали его из княжества.

Не помогли и поляки, к которым обратился изгнанник. Единственное, что мог сделать для него князь Казимир, так это усадить Олега на галицкий стол, но сидел тот на нем недолго, меньше года, ибо бояре все равно не угомонились. Веселый пир, вовремя поднесенный кубок с ядом, и все — нет на свете холопьего сына Настасьича.

— Сказывал, — тяжело вздохнув, выдавил Константин.

— Да ты не сумлевайся, батюшка. Покамест я жив буду, в обиду его никому не дам, — заверил Святослав и еще раз напомнил: — Потому и сказываю: жениться тебе все ж таки придется. Токмо ты того, с разбором бери. Ныне Рязань хошь и украйна Руси, да опосля сечи под Коломной сызнова в почет выходит. Опять же и ты у меня эва какой баский. — И княжич, помявшись, выдал свою рекомендацию: — Токмо девчонку какую не удумай.

— А это почему? — поинтересовался Константин, с трудом сдерживая улыбку.

— Да ну их, — досадливо отмахнулся княжич. — Глупые они ишшо. — И он глубокомысленно заметил: — Да и мне ее матушкой называть не с руки. — Он даже хмыкнул, на мгновение представив девчонку-матушку.

— Постарше, значит, советуешь, — кивнул Константин, продолжая кусать губы, чтоб не засмеяться.