— Путаешь ты что-то, — поправил князь сына. — Они ж двоюродные братья. Выходит, что и Марья ему тоже двоюродная. Это ж четвертая степень родства, так что церковь их не обвенчает.

— Ничего я не путаю. Радунец ему и впрямь двухродный, то так. А Марья нет, потому как его батюшка опосля смерти матушки Радунца, коя тетка Константина, на иной женился. Стало быть, вовсе нет никакой степени, — со знанием дела пояснил Святослав и успокоил отца: — Да ты не смущайся. Я уже большой, чай, все понимаю. Ладно, сладимся как-нибудь с мачехой-то.

— Сказал же, что не женюсь, — сердито отрезал Константин.

Легкий, почти прозрачный силуэт Ростиславы задрожал и стал нехотя таять.

— Придется, — наставительно сказал Святослав.

— Это почему? — удивился Константин.

— Молодой ты ишшо совсем. Куда тебе без бабы. Опять же наследник у тебя один токмо. А случись что со мной, Рязань живо Ингварь с братией охапят. Выходит, ратился ты, ратился, ан все не впрок — негоже так-то.

— А что с тобой случиться может? — не понял Константин.

— Да мало ли, — пожал плечами Святослав. — Болесть там, скажем, приключится али еще что. Все мы под богом ходим, а яко он порешит, никому неведомо.

— А… Светозара ты не считаешь? — с легкой запинкой поинтересовался Константин.

Сын Купавы в ту злополучную ночь все-таки уцелел. Сумели его спасти, причем во многом благодаря смекалке Мокши. Когда ватажники из шайки Гремислава уже ломились в дом и стало ясно, что спасения искать неоткуда, а уйти Купаве через имевшийся в тереме недоделанный до конца потаенный лаз нечего и думать — слишком узок, дружинник сунул ребенка в руки самому щуплому из ратников, велев уходить по подземному ходу. Затем, оглядевшись по сторонам, он схватил тряпичную куклу и, споро замотав ее в тряпки, аккуратно уложил сверток в детскую кроватку.

— Чтоб убивцы дите не искали, — пояснил он Купаве, остолбенело глядевшей на его манипуляции.

Так оно и случилось.

Правда, обман чуть не раскрылся, когда ворвавшийся в горницу Гремислав торжествующе занес свой меч над кроваткой.

«Сейчас воткнет его, а крови-то и нет, — подумалось лежащему на полу тяжелораненому Мокше, но встать и каким-то образом попытаться отвлечь убийцу он уже не мог — сил доставало только на то, чтобы смотреть.

Однако в этот самый момент истошно заголосила Купава. К тому времени и ей изрядно досталось, но страх за сына оказался куда сильнее полученных ран и, собрав остатки сил, она, попросту забыв, что на самом деле Светозара в кроватке давно нет, отчаянно рванулась к Гремиславу:

— Меня убей, изверг, а сына не трожь!