Константин еще успел пройтись по пепелищу, не гнушаясь кое-где самолично подсобить людям, разгребавшим завалы, но потом, попрекнув себя — тоже мне, Ленин с бревном на коммунистическом субботнике — отказался от этого дела, к тому же хватало и иных забот. На Славку хоть и было изрядно нагружено, но и самому текущих дел осталось хоть отбавляй.
Только к вечеру он вернулся в не доведенный до ума терем, прикинул, что пока сойдет и так, и, вызвав Зворыку, повелел перекинуть всех, кто занимался строительством княжеских хором, на более нужные работы, оставив только тех, кто должен был вставить оконные рамы и стекла. Тот молча кивал, выслушивая княжеские распоряжения, пока речь не зашла о том, чтобы тряхнуть гривнами и бесплатно поставить простому люду дома в самые короткие сроки, равно как гостиничный двор и складские помещения для купцов. Причем последние надлежало сделать каменными, чтоб товары в будущем ни от какого пожара пострадать не могли.
— Так-то и им впредь спокойнее будет, и нам почет. Сам князь о торговом люде печется, заботу проявляет, — заметил он. Поглядев на приунывшего Зворыку — это сколь гривен придется выкинуть ради какого-то мифического почета, — Константин приободрил своего министра финансов: — Те каменные дома, что пойдут под склады, нам самим тоже к большущей выгоде обернутся, так что не горюй. Мы же их не подарим, а станем сдавать внаем. Считай, будто борти пчелиные ставим — то есть поначалу чуток потратимся, зато потом до скончания века с медом будем.
— Ага, совсем чуток, — хмыкнул Зворыка. — Медок-то золотой выйдет.
— Так ведь и купцы столько гривен отдадут за первый же год, сколько ты с меда за сто лет не выручишь, — напомнил князь. — Какой вклад, такая и реза.
— Ну ежели взять с кажного… — ударился Зворыка в сложные подсчеты и после минутного беззвучного шевеления губами уважительно глянул на князя. — А ведь и впрямь выгода. За пяток лет, полагаю, они нам полностью все расходы окупят, а далее чистая прибыль пойдет. А ежели еще и для ремесленного люда дома внаем отдать, тогда…
— Это ты брось, — резко оборвал новый виток подсчетов своего дворского князь. — Кого обдирать собрался? У них же, кроме рук с мозолями, ни куны за душой. Хочешь, чтоб тебя, да и меня заодно живоглотом да кровопийцей величали? Не с чего им платить! Мы до сих пор еще не за все с ними расплатились, а ты вон чего удумал.
— А работой своей, изделиями? — не согласился Зворыка.
— Работой своей и мастерством они славу Рязани принесут, а это подороже всех гривен, — отрубил князь. — Сказал — бесплатно, значит, так оно и будет. — И он, смягчив тон, обнадежил дворского: — Не боись. Пока я с тобой, лари с сундуками если и опустеют, то только на время. Я ж знаю — князь без серебра, что блоха без собаки. Как ни прыгай, как ни суетись, а все равно кушать нечего. Только ты не там эти гривны ищешь. С мастеровых да смердов по селищам семь шкур драть смысла нет. С них одну взять — и то многовато будет. А вот на торговле — иное дело. Пока на аренде, на пошлинах, а потом мы с тобой караваны с товарами в дальние страны наладим, да в том же Париже или Риме и вовсе на каждой гривне по пяти возьмем. — И Константин твердо пообещал: — Ничего-ничего, дай только срок. Со временем мы и Новгороду нос утрем.