— Жалование канонира за два месяца, по 3 рубля как московским стрельцам, рубль как лекарю, следующий!

Попаданец отошел, чертыхаясь про себя. Новое дело — во всех романах главный герой не парился насчет денег, все было просто и понятно, а тут голову сломить просто — пересчитал маленькие, неровные, словно чешуйки серебрянные, монетки с всадником — московские копейки. Получилось почему-то 96. Рублей не нашел, одна монета, довольно крупная с желтоватым тусклым отливом и две поменьше, серебряные (причем одна словно со дна морского — черная вся). Еще бы понять, сколько это в общей сложности. За охоту на медведя одну копейку получил, поди думай.

Гриммельсбахер, довольный и с плутоватым огоньком в глазах, подтолкнул локтем камарада в бок:

— Гораздо веселее, когда у тебя есть деньги, верно?

Паштет хмуро кивнул. Повернулся к молчаливому Шелленбергу, спросил:

— Почему пахнет неприятностями?

— Бой скоро — буркнул тот, старательно пересчитывая на ладошке свои деньги. Паша обратил внимание, что у него набор монет совсем иной. И что самое поганое — видно было, что шевелящий губами канонир отлично понимает номинал каждой монеты и в отличие от гостя из будущего знает — что почем и за сколько. Это бесило. Опять же непонятно — с какой стати бой и с кем это тут биться?

И спросить не у кого. Хассе куда-то делся. Громыхая развешенным на нем снаряжением, Паштет дошел до своей палатки, где гвоздем — часовым сидел Нежило и стал с наслаждением снимать с себя воинские причандалы. Мальчонка в меру сил помогал. С непривычки от шлема шея заболела. Поневоле с ностальгией вспомнилась предложенная Хорем кевларовая каска. То, что сейчас защищало голову попаданца, было тяжеленным, грубой ковки широкополым шлемом, вдвое тяжелее, чем обычная советская пехотная каска, которую Паша имел честь примерять во время службы в армии. От той, правда, тоже через час шея заболела. А эта радость археолога еще тяжелее. И вид у шлема был такой древний, что даже и не скажешь — когда его такой склепали.

С удовольствием присел, вытянул ноги. Кивнул благодарно слуге, протянувшему флягу с кипяченой водой, приучился, постреленок, воду для питья кипятить. В лагере определенно нарастала суета, понятно — утром все снимаются и идут куда-то. Наверное — в Серпухов. Ни разу там не был, но вроде бы это южнее Москвы. Так столицу и не увидел. Почему все же "Два слова" про бой заговорил?

— Вы, милостивый пан, може, дадите копеечку — курчу покуплять. Лавки тут есь — отвлек от мыслей слуга.

— Курицу? Интересная мысль. Где лавки?

— А тама! — показал рукой Нежило.