- Не продешеви!

Некоторое время было трудно - пришлось перестроиться с немецкого на русский, да еще попросить трижды, чтоб говорили проще. Сотник определенно встал в тупик, потому как явно полагал, что с лекарем говорить надо как подобает чину и рангу, а тут не пойми как себя вести. Потому как с одной стороны - лекарь, лицо уважаемое, с другой - простой немецкий наемник, то есть стрелец обычный, с третьей - все же пушкарь и пойди пойми, что это за зверь и как себя с ним держать.

Помня из всяких семинаров по общению, что надо "сломать лед", Паштет попросил показать пациентов, заранее холодея спиной и внутренностями. Раны он уже повидал за это время и потому даже теоретически не представлял себе - что делать -то? Ну не залечишь таблетками рваные, резаные, рубленые и колотые дырищи в человеческих телах.

А шить нельзя - грязные раны, хуже будет, загноятся. Да еще и голова туго соображает после всех этих развлечений. Судорожно попытался вспомнить, что ему внушал в кратком однодневном курсе экстремальной медицины военного времени старичок - врач. Вылезло совершенно ненужное - надо руки мыть, а то худо пациенту будет. Но насчет гигиены тут сейчас в этом месте было совсем убого.

Перелез через телегу, поставленную вместе с другими так, чтобы делить пространство за щитами на неровные прямоугольники, оказался в стрелецком секторе.

Беспокоило то, что начнет тут возиться - а татары и попрут. Спросил у сотника, когда вражины полезут. Тот понял со второго раза. Уверенно ответил, что - не сегодня. Да и слышно станет, когда начнут собираться - без дудок, труб и барабанов не принято атаковать, а - тихо все. Воевода татарский - в полоне, ведет себя дерзко, начальству московскому грубит, но своими командовать не может. Без головы войско, а оно и так сбродное. Хан крымский не командует племенами - невместно, меньшой начальник на то есть - а он у русских, значит другие, что еще меньшие - друг с другом спорят, кто главнее. А еще там турки свое гнут. Осада - их рук дело. Татарам такое не привычно.

Паштет кивнул и как-то еще хуже себя почувствовал. До того тягостное ожидание нового наступления и боя поддерживало в тонусе, а тут что-то осоловел сразу, как понял - не будет боя. Поплелся нога за ногу на раненых смотреть.

Те лежали под телегами и навесами. И много их было. Узнал пару человек - и того, что себе пробитый стрелой глаз вырвал. Лежал стрелец в бреду и явно был горячим как печь. Даже на такой жаре было видно. Сепсис, наверное. И у соседа тоже... И у этого...

Отвлекся на настойчивый вопрос сотника. Переспросил, понял, что про цену лечения спрашивает. Задумался. Бесплатно лечить нельзя - не поймут. А сколько стоит жизнь московского мушкетера? Как - то мутно проползла мысль, что если бы убили вчера, то и таблеткам бы применения не было. Удивился - рядом лежал без сознания один из тех, что его прикрывал телохранителем - у него из спины как раз и высунулось лезвие, чуть до попаданца не доставшее. Надо же, уверен был - что погиб на месте пробитый, ан вот - еще дышит. Так ничего в голову не пришло по цене. Еще и потому, что не в курсе рыночных расценок. Запросишь мало - не будут уважать, заломишь цену - торговаться придется, а это всегда было у Паши слабым местом.