Опять хрустнуло и, наконец, странно скосивший к носу глаза, яркий стал заваливаться на своего товарища, мешая атаковать. Тот отпихнул умирающего в сторону, размахнулся во всю силу и с чего-то не ударил, а выронил себе под ноги острие и, согнувшись пополам, исчез из поля зрения, как то не по-мужски взвизгнув.

Его тут же заменил другой и на место того, с проломленным черепом, встал новый враг. Вокруг вертелся какой-то цветной калейдоскоп с преобладанием алого цвета. Пашу лупили не жалея, он бил в ответ тоже во всю силу.

Выжить было невозможно. Оставалось только доиграть эту чертову партию до конца. Подороже продав свою жизнь. Такую, как оказалось из этого времени глядя, комфортную удобную и интересную. И даже пожалеть о дурацкой выходке с паскудным порталом уже было некогда. А потом то ли ремешок лопнул, то ли его разрубил секанувший по щеке клинок - но столь послужившее боевое железо свалилось с головы и улетело черт знает куда. И теперь по шее попаданца лилась его собственная кровь - по неприкрытой голове сразу и прилетело чем-то острым.

 Трижды Паштета роняли и дважды он все же поднимался. На третий раз пришлось уползать под телегой, а то бы и забили. Теснота рукопашки не давала толком махать саблями и ятаганами, драка шла самая такая зверья - пырялись ножами, душили, крутя жесткими пальцами шеи, выдавливали глаза и рвали рты, грызли врага зубами и конечно - молотили кулаками и всем, чем ни попадя.

Под ногами путались раненые и умирающие, подметки скользили на валяющихся трупах и пораненных и там - внизу - тоже дрались со всем остервенением уже пропоротые и искалеченные, доплывавшие кровью. И Паштет охнул и задергался, когда его чем-то острым очень болезненно пырнули снизу в пах, охолонуло ужасом - не сделали ли чертовы татары евнухом - но по ногам не полилось противной горячей мокрядью, сообразил - фиговый листочек фартука от старого ментовского бронежилета прикрыл надежно нежное паштетово тело от злой железяки кочевной.

В ушах от рева, стонов и ругани гудело, чем дальше - тем сильнее, глаза уже видели плохо и - странно - словно красной пеленой все подернулось. Враг давил и положение было безнадежно. Рваной клиповой нарезкой видел какие-то куски - то Шелленберга, рвущего из развороченного чужого лица застрявший в костях черепа нож, то стрелецкого сотника, который еще и прикрывать Паштета ухитрялся, виртуозно кромсая татар странным топором на короткой ручке, то вражеские выпады, которые пока не оказывались фатальными, но каждый мог стать последним в Паштетовой жизни, мельтешащие узорчатые одежды, яркие и пестрые - только теперь мало было белого и зеленого с синими - все уверенно становилось карминово - красным, только разного оттенка. А еще стоять было сложно - мало того, что и ноги ослабели, так еще и подошвы разъезжались на мокрой земле, отчего бившиеся насмерть воины чуточку напоминали стадо коров на льду или шоу Бенни Хилла, только вот комизм этого было некогда заметить - так, только странность нелепая мозгом отмечалась. Не как в кино, нет, совсем не как в кино.