Меня этот "далекий мир" коснулся лишь одним краем: Гёнхо прислал делегацию (ко мне персонально, а не к царю или правительству) с предложением "незадорого купить много пушек слегка поюзаных и карабинов". Можно подумать, они мне лично нужны. А продать их потом армии — так правительство мне уже и так по военным поставкам задолжало миллионов четыреста, не считая вертолетов…

Но Гёнхо оружие предлагал на самом деле очень недорого, причем оружие "под отечественный боеприпас", а лишняя пара тысяч пушек на фронте будет очень не лишняя — и я, сославшись на ранение, отправил делегацию к военному министру. Сам же, пользуясь "прошлым опытом" и инициативами Рейнсдорфов в качестве "положительных примеров", распорядился рабочие городки огородить заборами, усилить охрану силами "народных дружин" и решил немного отдохнуть от дел с целью поправить здоровье. "Женщин и детей" — кроме Оли, наотрез отказавшейся из-за необходимости "доучиться до диплома" — я еще в конце января отослал обратно в Восточную Республику, а теперь решил "воссоединиться с семьей" — хотя бы на некоторое время. Как потом оказалось, напрасно…

Глава 39

Глава 39

Николай Иудович пребывал в самом отвратительном расположении духа. И было от чего: армия разлагалась буквально на глазах. Ну ладно, все эти "братания" в перерывах между боями легко "лечатся" летучим пулеметным отрядом или даже группой метких стрелков, для которых Волков выделал почти неслышные винтовки. Дело, конечно, очень неприятное, но в принципе поправимое. А вот то, что служба контрразведки фронта раскрыла заговорщиков, скупающих армейские мотоциклы и даже автомобили, а затем переправляющая скупленное германцам… Генерал так до конца и не понял, каким манером техника оказывалась по другую сторону окопов, но и понять не очень-то хотелось: Николаю Иудовичу хватило того, что за последний месяц на Северном фронте германцам было переправлено чуть менее тысячи мотоциклов и пара сотен автомобилей. Включая, между прочим, артиллерийские тягачи!

Начальнику контрразведки, только что покинувшему кабинет, было велено подготовить приказ на расстрел всех заговорщиков. Николай Олимпиевич пытался было возражать, аргументируя тем, что до четверти заговорщиков состояли докторами в Центральном госпитале Лодзя, но командующий фронтом рассвирепел и погнал того готовить приказ уже матом. Это было неправильно — орать матерно на полковника, но аргумент "нас же антисемитами ославят" исчерпал чашу терпения. Это что же, если заговорщик — жид, то его уже пальцем тронуть не моги?