Солнце уже начало подсвечивать пасмурное небо. С востока катились облака, отбрасывавшие еще невидимый солнечный свет на дома и улицы передо мной. Время убегало прямо на глазах. Я поехал дальше, проверяя свою догадку о блокпостах, надеясь на чудо, что я ошибаюсь. И меня вовсе не обрадовало, что она оказалась верной: блокпосты были на каждом выезде из Сфынту-Георге.

Остановившись еще раз, я попытался определиться, стоит ли, наконец, рискнуть своими фальшивыми документами, сердясь на себя за свою нерешительность, как вдруг я увидел владельца одного из заведений, устанавливавшего столики и стулья для уличного кафе.

Я тут же выскочил из машины и подошел к нему, пузатому человечку с завитыми усами, заканчивавшимися острыми кончиками.

«Почтеннейший, у вас есть телефон?», спросил я. Он пробормотал что-то утвердительное. Сунув руку в карман, я стал рыться в нем в поисках пригоршни леев, которая там лежала, но ничего не обнаружил, кроме крошек табака и коробки спичек. Тут до меня дошло, что на мне до сих пор штаны убитого мной человека.

Я стал искать снова и на этот раз залез в штаны, скрытые под внешней парой.

Владелец кафе открыто таращился на того, кто, скорее всего, казался ему человеком, шарящим у себя в нижнем белье. Его изумление вскоре быстро превратилось в желтозубую улыбку, когда я всучил ему бумажки. Он проводил меня к телефону, и телефонистка сразу же соединила меня с номером Ван Хельсингов в Брашове.

Но я услышал лишь странное гудение и жужжание в трубке, периодически прерывающиеся взрывами помех. Наконец, телефонистка сказала мне, что не может установить связь. Единственный другой номер, который был мне известен, принадлежал портному Михаю, он функционировал как подпольный центр обмена сообщениями для руководящей ячейки.

Но и эта попытка установить связь тоже потерпела неудачу. Телефонистка для порядка извинилась и сказала мне, что, должно быть, произошел обрыв линий на Брашов, хотя никакой бури не было, что обычно являлось причиной этого; возможно, обрушился какой-нибудь один из телефонных столбов, что уже имело место в 32-м году. Она еще продолжала что-то лепетать мне в трубку, но я уже повесил ее, в совершенно подавленном состоянии. Что же мне теперь делать? Владелец кафе принес мне чашку кофе и кусочек лимонного пирога. Я поблагодарил его и сел за один из столиков на улице, воспользовавшись этой скромной трапезой как шансом поразмыслить.

Что же, что же делать? Нужно было бить тревогу, иначе все усилия партизан пойдут прахом, и вся созданная ими структура рухнет. Моих соратников постигнет мрачная участь. И я не мог отрицать того факта, что опасность, над ними нависшая, возникла по моей вине. Я являлся командиром сержанта Ренфилда и по званию, и по должности. Он был моим подчиненным, а я потерпел полный провал при исполнении, командуя им, и я несу ответственность перед ним, перед своими товарищами по вооруженной борьбе, и, в конечном счете, за провал своего задания и всей операции в Румынии.