Должен сказать, это был настоящий подвиг, вести «Сокол» между узкими грядками, пригнувшись над рулем и стараясь не высовывать голову над побегами, чтобы меня не было видно с дорог, служивших границами полей бобовых культур. Я останавливался в конце каждой возделанной почвы, оглядываясь по сторонам, не видит ли меня кто-нибудь, а затем, никого не увидев, выезжал на следующее поле.
Я проехал от бобового поля к яблоневому саду, а от него — к кустам ежевики, живой изгороди, колючки которой рвали мне одежду и кожу. Но я не снижал скорости и не ослаблял своей решимости. Вполне вероятно, что Ренфилд к настоящему времени уже раскололся. Люси и Сопротивлению грозила серьезная опасность, и я был единственным, кто мог их спасти. Если только успею вовремя добраться до Брашова.
Должен признаться, что мои мысли об этом часто прерывались воспоминаниями о произошедшем в туалете. Я убил человека в рукопашной схватке, в тесном помещении, близко от себя. Его лицо постоянно всплывало у меня перед глазами, как навязчивая мелодия, которую никак не можешь выкинуть из головы, мелодия ужасная, скверная и гадкая; его потное лицо, налитые кровью глаза, его губы, искривившиеся от ненависти или страха, а, возможно, и отчаяния. То же отчаяние, зеркальное его отражение, скорее всего, он видел и у меня на лице. Я вспомнил кое-что из Кьеркегора: «Ничего так не боится человек, как узнать, на какие страшные вещи он способен».
Из-за кошмарных картин умирающего фрица, всплывавших у меня перед глазами, я чуть было не разбился. Отвлекшись на это, когда я мчался по сухой оросительной канаве со скоростью 60 км/ч или даже больше, я вдруг увидел перед собой бетонный водоотвод. Я едва сумел вывернуть мотоцикл на насыпь, чуть было не опрокинувшись на этой проклятой хрени, затем переправился на другую сторону по коровьей тропе и спустился вниз, прежде чем я опомнился, и до меня дошло, что произошло.
Миновав блокпосты и даже саму возможность на них наткнуться, я выехал на основную дорогу, ведущую к Брашову, и стал выжимать из мотоцикла максимальную скорость. Машина оказалась настоящим зверем. Большую часть пути стрелка спидометра крутилась у скорости сто километров в час.
Подъезжая к Брашову, я стал узнавать местность, и теперь я был уже в состоянии избегать постоянных блокпостов, которые, как я знал, там находились. Чтобы добраться до дома Ван Хельсинга, мне пришлось ехать прямо через весь город. Когда я проезжал мимо ателье Михая, я с ошеломлением увидел грузовик с эсэсовцами, подъезжающий к его витрине, из которого выпрыгнуло шесть штурмовиков, вломившихся в ателье через входную дверь.