Лошадь неторопливо переставляла копыта одно за другим. И когда она медленно поползла по Брашову, доставляя заказ, вокруг крытой повозки стали вертеться дети, кружа вокруг извозчика и его пестрой старой клячи и издеваясь над ними обоими. Старик не прогонял их; это были дети крестьян и торговцев, которым он еженедельно привозил свою картошку, и эти его покупатели были единственной «родней», у него оставшейся, помимо верной его клячи.

Тише едешь — дальше будешь, и пусть ехал он медленно, но, тем не менее, доехал, куда нужно, а только это и было главным. Картошка не портится и не тает на солнце. Плюс минус пара часов для клубней не имели никакого значения. Кроме того, и природные циклы тоже медленны и устойчивы; это известно всем, кто возделывает землю.

Крестьянин Волара представлял собой хорошо знакомую картину для румынских часовых, стоявших на посту на окраине города. Старик усмехнулся тому, что никому из солдат не пришло в голову поинтересоваться, почему это крестьянин, торгующий картошкой, выезжает из города с повозкой, полностью груженной картофелем, а вовсе не с пустой. Если бы его остановили, то у него была заготовлена про запас ложь: это семенной картофель, и из серо-коричневой его кучи выглядывали проросшие глазки, похожие на желто-зеленые иглы дикобраза.

Поездка в город от его хозяйства до рынка и обратно занимала у его старой кобылы Цинцинеллы три часа. Иногда больше.

И вся эта поездка стала для Люсиль с Харкером настоящим мучением. И когда эта старая колымага, наконец, остановилась возле такого же старого и полуразвалившегося сарая, они оба выскочили из кучи картошки, под которой лежали, как два черта из табакерки на пружинах.

Оба они были покрыты грязной землей, черными, как трубочисты, с ноющими от боли суставами из-за того, что им пришлось так долго лежать неподвижно. Не помогло и то, что рессоры повозки были разбиты еще в те времена, когда лошадь была еще жеребенком; каждый камешек и колдобина на дороге наносили им синяки и ушибы.

Ее такому же грязному отцу пришлось помогать вылезти из повозки. Он едва мог ходить, и Харкер подставил старику плечо, поддерживая его, как помогают подвыпившему другу.

«В жизни больше не взгляну на картофельные вареники», заявила Люсиль.

Пока они отряхивались, из сарая вышла Анка. Одна рука у нее висела на кое-как сделанной перевязи.

«Отлично», сказала она им. «Вам удалось миновать блокпосты».

Она повернулась к вечернему солнцу, садившемуся за гребни гор и уже готовому скрыться из виду.

«Как только солнце сядет, наши люди отвезут вас к Черному морю. Оттуда вы сможете отправиться в Россию».