— Ну, что еще!

— Пицца, сеньорита! — произнес, усаживаясь на стул, парень.

Стремительным движением она подхватилась с кровати и направила прямо ему в лицо кулак с зажатым баллончиком. Распылитель смотрел прямо в глаза Ростислава.

— Не двигайся! — приказала женщина. При свете одинокого бра она казалась еще более изможденной, чем отец. Глаза горят лихорадочным блеском и ненавистью. — Постой! — внезапно выдохнула она и бросилась к письменному столу. Отворила створку, взяла фото... всмотрелась.

Отставив в сторону баллончик, бросилась на шею, заплакала.

— Ростик!

Зарыдала. Отстранилась. Оглядела. Снова уткнулась в грудь. У Ростика защемило сердце. «Надо же, — удивился он, — выходит, душа напрямую связана с телом. А еще у них с сестрой когда-то текла одна кровь. Правда, по разным пуповинам».

— Полина, — пробормотал он, — сестренка!

Получилось даже нежно. Давно так нежно ни с кем не получалось. На Ингу он больше ворчал, чем нежничал, не мудрено, что она предпочла Иннокентия. Разве что с Машей...

— Ну, что, не признала сразу братца? — весело спросил он.

Она отрицательно помотала головой.

— Думала, опять «гэбэшник» воспитывать приперся. Как они мне надоели! Ты надолго?

— На выходные.

— Так мало... а кто ты, что ты?

Ростислав рассмеялся. И неожиданно ответил правду:

— Авантюрист космического масштаба!

— Ого! — удивилась сестра. — И я хочу!

— Тебе местные авантюры еще не надоели? Я думал, уже сыта по горло. На отца жалко смотреть!

Она помрачнела.

— Папу действительно жалко. У него и без меня проблем хватает, но пойми меня! Я не хочу жить, как свиноматка! Жрать принесут, дерьмо вычистят, а ты ни о чем не думай — исполняй свою основную обязанность. В Хайфе донимали: «порядочная еврейская девушка брюки не носит; порядочной еврейской девушке аспирантура ни к чему; порядочные девушки выходят замуж в двадцать один и к тридцати у них уже трое ребятишек!» Приехала сюда, так и тут за меня думают-решают! Надоело! А ты и вправду можешь взять меня с собой?