Ветер выводил угрюмую песню, насмешливо присвистывая в серьгах. Акамие не услышал, как следом за ним на площадку поднялся евнух, и не сразу почувствовал его присутствие. Подойдя ближе к краю, чтобы разглядеть дно провала, он вынужден был опуститься на колени, так закружилась голова и затошнило от страха. Евнух оттащил его от края и подтолкнул к лестнице. Ни слова не сказав, Акамие вернулся в отведенные ему покои.
Больше он не поднимался на башню и ничего не сказал Айели.
Спустя месяц ворота замка распахнулись, чтобы пропустить дюжину всадников и их предводителя.
Акамие сидел у окна, держа на коленях глиняную таблицу из тех, что подарил ему Эртхиа после возвращения из аттанского похода. Знаки на ней были непонятны, и Акамие давно оставил попытки разгадать их. Но сам их вид был приятен, в чередовании крючков и черточек угадывался ритм, и он действовал на Акамие завораживающе. Здесь, в Кав-Араване, когда сменявшие друг друга острая тревога и тоскливая безысходность доводили его до изнеможения, он брал в руки таблицы и часами разглядывал их, ощупывал и гладил, будто вслушиваясь в невнятные обещания.
Айели в это время забивался в укромный уголок и, зная, что господин долго не хватится его, успевал всласть наплакаться, растравляя тоску воспоминаниями о недолгом своем счастье.
Так врасплох и застал их звон подков, сбруи и оружия в каменном дворе, ржание лошадей, деловитое покрикивание и почтительные приветствия.
Акамие отложил таблицы и выглянул в окно. Там, внизу, не было ни суматохи, ни растерянности, словно гостей давно ждали и готовились к их приезду. Все стражи замка высыпали во двор, и главный среди них разговаривал с еще не спешившимся всадником. Тот распахнул простой дорожный плащ, и Акамие разглядел блестящую кольчугу, украшенную золотыми бляхами тонкой работы, и сверкающие драгоценными камнями ножны. Лица всадника Акамие не видел, потому что край полосатого платка, собранного надо лбом складками, закрывал его. Всадник, видно, о чем-то спрашивал евнуха, и тот, взмахивая рукой в сторону окон, отвечал. Акамие, держась за подоконник, высунулся из окна, надеясь лучше разглядеть всадника, и тут он поднял голову. Акамие охнул и отшатнулся.
— Айели! Айели! Сюда, скорее!
Айели вбежал в комнату, пряча заплаканные глаза.
— Господин мой?..
— Что? — удивился Акамие. — Твой господин? Нет, это не он… — и виновато умолк.
— Я только хотел спросить, что угодно господину… — потупился Айели.
— Да, — согласился Акамие, — да, конечно. Послушай, я хочу, чтобы ты оставался в этой комнате, пока я не позову тебя или сам за тобой не приду. Не выходи отсюда, что бы ни случилось.