Это был день, когда Акамие царапал ногтями стену, не находя сил иначе унять изъевшую душу тревогу. Айели приглушенно всхлипывал в углу.

— Замолчи! — взмолился Акамие. — Ты жалеешь меня, так пожалей! Или мне не страшно? Я бы умер, чтобы не достаться ему, но не могу… не могу. Почему нельзя умереть без ножа, без яда, просто умереть, если не хочешь видеть того, что сделают с тобой?

— Почему бы тебе не подчиниться ему, господин? Покорность избавит тебя от страданий.

— Тебя избавила? — Акамие отшатнулся от стены, обернулся. — Ничто нас не избавит от того, что суждено, а таких как мы — трижды ничто не избавит.

Тут же Акамие пожалел о своем упреке, подошел, сел рядом.

— Айели, последний мой друг, я боюсь. Разве я умею говорить «нет», я, воспитанный так же, как ты? Вкус этого словамне странен… И разве станет Эртхаана слушать меня? Ничем он не похож на твоего господина, нет у меня такого слова, которое остановило бы его. Что мне делать?

Он положил руку на плечо Айели, уронил на руку голову.

— Я боюсь. Если бы только мое отвращение, моя неприязнь к Эртхаане были причиной… Я всегда был послушен. Но кто мне Эртхаана, чтобы оказывать ему покорность? Что он такое после своего отца? Какое унижение было бы моему господину, если бы я достался Эртхаане! А ведь я ему и достанусь — если не умру, а отчего мне умереть? И вот я ничего не могут изменить, только повторять свое «нет», которого никто не услышит, и в любой час, когда ему вздумается, он может поступить со мной, как господин со строптивым рабом, хотя я не раб ему, и он мне не господин, но я в его власти… и никто не придет на помощь.

— Но твой перстень не нашли… — напомнил Айели.

— Так где же?.. — Акамие опомнился, прикусил губу и сделал страшные глаза. Переведя дух, он продолжил нарочито удрученно: — В этом причина всех несчастий. Если бы я не потерял его, беды миновали бы нас. А теперь… — он вздохнул неподдельно. — Теперь у меня уже нет надежды.

Это был день, когда Эртхаана рассудил, что опасения и неизвестность, бессонница и ожидание неминуемого произвели достаточное действие в душе его узника, истощив его отвагу и подточив гордость. И он послал за Акамие, наказав умастить и украсить его, как подобает невольнику, служащему утехам господина.

Это был день, когда двое путников, ища спасения от зноя, укрылись в прохладном гроте по другую сторону горы, к которой прилепился замок Кав-Араван. Снаружи воздух слоился маревом над раскаленными камнями, между которыми озорно звенел родничок. Путники уселись на влажные камни, осторожно вытягивая натруженные ноги. Младший вздрогнул, когда за ворот рубахи скатилась крупная капля. Другая шлепнула его по носу, едва он запрокинул голову, чтобы оглядеться. В глазах, ослепленных солнцем, еще плавали синие пятна. Когда же они растаяли, восхищенный вздох вырвался у юноши. Весь свод порос длинными прядями иссиня-черных стебельков, сплошь усеянных зелеными блестками. С каждого листочка капля за каплей стекала вода, рождая дождевой плеск и радужное сияние.