Рутилий обошел в который раз часовых. Заглянул в мастерские. Там никого не было. Взрывчатка кончилась – даже самодельные гранаты делать не из чего. Вернулся в крепость. Посмотрел на толпящихся возле кашевара солдат и нахмурился. Кто знает, может, сегодня его ребята набивают животы в последний раз. Нехорошее предчувствие мучило его с вечера.
Рутилий вернулся на стену и вновь стал наблюдать за лагерем монголов в бинокль. И чем больше наблюдал, тем больше хмурился. Он понял, что задумали кочевники.
– Будь они прокляты, – прошептал трибун.
– Что-нибудь не так? – спросил Элий, подходя.
– Все не так, – огрызнулся Рутилий. – Знаешь, что задумали эти твари?
Элий отрицательно покачал головой.
– Они расположили пушки напротив южной стены. Все пушки только здесь.
Элий пожал плечами, не понимая:
– Их пушки не пробьют стены.
– Они будут бить в одно место с утра до вечера. А мы не сможем им помешать: снарядов больше нет.
– Пусть стреляют. Какой толк? Мы тут же восстановим кладку или засыплем щебнем бреши и заложим мешками с песком.
– Ничего не выйдет, – Рутилий повел рукой в сторону блестевшей на солнце голубым стеклом реки Джаг-джаг. Элий поднес к глазам бинокль. Не было никакого сомнения – согнанные варварами пленники строили дамбы. – Как только в стене появятся бреши, монголы натравят реку на город. Вода довершит то, что начали пушки, полуразрушенные стены не выдержат давления воды.
– И все же у меня такое чувство, что они не торопятся, – отвечал Элий после долгой паузы. – Они ждут какого-то знака извне…
– О чем ты?
– Мне кажется… да нет, я уверен: они ждут, чтобы римские легионы выступили из Антиохии и двинулись нам на помощь.
– Зачем? Это же глупо…
Элий не успел ответить. Пущенная одиноким всадником стрела ударила его в шею. Элий инстинктивно попытался обломать древко. Рутилий схватил его за руку и удержал.
– Санитары! – взревел трибун. – Скорее!
Одной рукой он держал Элия, другой зажимал рану на шее. Стоявший рядом с ними Камилл кубарем скатился с лестницы, зовя на помощь.
«Неужели»? – только и подумал Рутилий, сдавливая шею раненого так, что Элий начал хрипеть.