— Штаны можно, если командир — или муж — разрешат, — улыбнулась Зинаида. — А юбку я тебе подарю, у меня лишняя есть, только подшить немного её придётся. И на каблуках научу ходить, если захочешь. Мы же подружимся с тобой?

Так и шагали по городку: девушки впереди, налегке, оживлённо болтая друг с другом, мужчины чуть поотстав, согнувшись под тяжестью рюкзаков, потом обливаясь.

Всё как полагается.

Городок — это сильно сказано. Так, несколько улиц, заполненных неказистыми серыми строениям, запахом моря и стаями вездесущих чаек над головой.

Барак, где квартировал Курчавый, своим фасадом выходил на морской порт.

Несколько промысловых шхун сиротливо жались к причалу, на рейде густо дымил большой пароход, совершая непонятные манёвры: то ли заходил в гавань для краткосрочного отдыха, то ли, наоборот, намеревался выйти на безбрежные морские просторы.

Скучающий у дверей часовой, узрев на груди подошедших военных заветные значки, моментально вытянулся в струнку и отдал честь.

— Идите докладывайте, кабинет Петра Петровича налево, в самом конце коридора, — объяснила Зина, обнимая Айну за плечи. — А мы с Аннушкой вас в общежитии нашем подождём. Видите, коричневая крыша торчит из-за высокого забора? Это оно и есть, общежитие. Вы же, наверное, надолго задержитесь? Сперва доклад, потом в баню пойдёте. Тогда — до вечера! Я буду тебя ждать, Никит! Только вот, — неожиданно засмущалась и покраснела, — я не одна в комнате живу, с соседками.

— Ничего, я что-нибудь придумаю, — не очень уверенно пообещал Ник, нажимая бронзовую дверную ручку.

Увидев, кто вошёл в его кабинет, капитан Курчавый на целую минуту потерял дар речи. Вскочил из-за стола и застыл соляным столбом, выкатив глаза, только седые усы, видимо от страшного удивления, заметно подрагивали.

— Вы? Откуда? Не может быть! Живы! — выдохнул наконец, отбросил ногой стул в сторону и бросился навстречу — тряс всем руки, обнимал за плечи, заглядывал в глаза и, широко улыбаясь, всё повторял, как заевшая пластинка:

— Вы? Откуда? Не может быть! Живы! Вы? Откуда? Не может быть! Живы!

Только минут через десять все расселись вокруг письменного стола, и Ник рассказал Курчавому всё, что за это время произошло с обеими группами.

По мере рассказа улыбка медленно сползла с лица капитана, взгляд стал хмурым и колючим.

Дождавшись, когда Ник закончит своё повествование, Курчавый подытожил:

— Что мы имеем? Буровой станок — дорогой, английский, купленный за валюту, полностью уничтожен. Буровые коронки, оснащённые натуральными алмазами, утеряны безвозвратно. Погибло больше двадцати бойцов. Покончил жизнь самоубийством, подорвавшись на собственной гранате, руководитель геологической части поискового проекта. Его заместитель сломал позвоночник и находится где-то в чукотском стойбище, у чёрта на куличиках. Никаких следов жильного золота не найдено. Пока всё верно излагаю? Ничего не путаю? Как прикажете обо всём этом в Москву докладывать? Понимаете, что это полный провал? Понимаете, что это трибунал и безусловный расстрел?