Ну, а уже после этого началась рубка. Зазвучали первые выстрелы, зазвенела сталь, закричали убиваемые. Мы мчались по вражескому лагерю, рубая всех, кто без епанчей. В первое время никто не мог оказать нам сопротивления. Лишь какой-то комиссар вылетел из палатки уже с шашкой наголо. Я схватился с ним. Удар, другой, третий. Во все стороны летят искры. К комиссару подбегает сбоку прапорщик из моего взвода, бьёт палашом и комиссар падает, а мы бежим дальше. Первое сопротивление встретили, наверное, спустя десяток минут после начала атаки. Взвод пугачёвцев сбился у костра, ощетинившись штыками. Но были все они сильно напуганы, офицеров среди них не было, а мушкеты в руках так и плясали. Клинком палаша я отбил ствол ближайшего ружья в сторону, ворвался в шаткое построение пугачёвцев. Очень быстро мы рассеяли бунтовщиков и перебили их. Потом бежали мимо большой палатки, практически шатра, который завалили каратели Мещерякова. В тот момент они кололи штыками и били прикладами возящихся под тяжёлым тентом пугачёвцев. Ткань шатра и снег под ногами смеющихся карателей быстро окрашивался красным. Я сплюнул и поспешил дальше. Воевать, а не убивать беззащитных.

– На вагенбург! – услышал я, сквозь завывания ветра и шум боя. – Левого фланга!

– Эскадрон, за мной! – тут же скомандовал я.

Около мощного сооружения из сцепленных меж собой повозок и фур обоза, я едва не столкнулся с Алексеем Орловым. Генерал-аншеф был похож на некоего демона битвы. Епанча залита кровью, в руках тяжёлая шпага, на голове ни парика, ни шляпы.

– Эй ты, капитан, вперёд! – крикнул он, видимо, сделав вывод из моих заледенелых усов. – Все за мной!

И он первым прыгнул на передок фуры, стенки которой были украшены двуглавым орлом с серпом и молотом в лапах. Мы поспешили за ним. В вагенбурге царила теснота, столько солдат – и наших, и пугачёвских – набилось внутрь. Орудовать палашом было почти невозможно, приходилось бить чашкой эфеса, а то и просто кулаками. Тех, кто падал, мгновенно затаптывали, раненые тоже не могли рассчитывать на то, что их вынесут. Бой был жестоким и скоротечным. Мы перебили пугачёвцев, разбили ружья Пакла, а после рассыпали по снегу порох, разбросали бочки с ним, а после бросились прочь оттуда. Последним выскочил Алехан Орлов, швырнув себе за спину несколько горящих тряпок. Вскоре над обречённым вагенбургом потянулись в небо дымки, а ещё через секунду он взлетел на воздух. Как не странно, могучие фуры выдержали взрыв, что, наверное, спасло всех нас.

Взрыв этот не сломил врага, наоборот, пугачёвцы ринулись на нас, как будто второе дыхание у них открылось. Вели их, что вполне закономерно, комиссары. Люди в чёрных куртках размахивали шашками и кричали что-то злое и яростное, часто сами шли впереди, не обращая внимания на опасность. Те же, кто только немного приостанавливался в нерешительности, тут получал шашкой по голове или пулю в грудь. Работало безотказно.