Михаил попробовал было протискиваться между стоящими людьми, но вскоре и ему стало любопытно, куда это вся толпа так пялится. Он поднял глаза к небу… и обомлел. Лицо вытянулось, а челюсть сама собой отвалилась.
Далеко, над окраиной города, в ночном небе, переливаясь всеми цветами радуги, висела… «летающая тарелка».
Выглядела она классически – более выпуклый верх и почти плоский, лишь слегка выпирающий низ. Она висела на фоне низких облаков и, казалось, медленно вращалась вокруг своей оси.
Или действительно вращалась, или такой эффект создавали переливы радужного сияния, из которого она, казалось, была соткана.
Несколько минут Михаил тупо пялился на зрелище вместе с остальными. Но как только он стал к нему привыкать, так тут же стали появляться и трезвые мысли.
«Во-первых, выглядит эта «тарелка» изрядно нереально. Как призрак. Даже на таком расстоянии она кажется прозрачной… Такое зрелище можно было создать с помощью хорошего прожектора или системы прожекторов, расположенных на земле. Тем более что есть куда проецировать – низкая плотная облачность.
Во-вторых, эта хрень что-то мне напоминает…»
Михаил упер правую руку в бок, а левой принялся яростно скрести подбородок, лихорадочно соображая. Он даже и думать забыл про злосчастную банку консервов, которая явно вознамерилась надавить на спине хороший синяк.
Но соображать очень мешала возбужденная толпа.
Она все прибывала. Люди, услышав, что творится на улице, выбегали из дверей магазинов и останавливались глазеть на невиданное чудо.
Началось даже стихийное обсуждение природы зрелища. Можно было услышать всякие комментарии, от вполне здравых до весьма шизоидных. Наименее шизоидная и наиболее распространенная версия была, как и следовало предполагать, – «инопланетный космический корабль».
Наиболее шизоидной была версия, которую толкала визгливым голосом какая-то кликуша лет тридцати пяти. В ее монологе было намешано все – от Бога и ангелов до такого, что у стоявших рядом с ней и слышавших ее уши вяли. Явно больной на голову человек. Прислушиваться к ее бреду никто не желал, но, не обращая на это внимания, она все более и более распалялась. Видимо, заразившись общим настроем, она теперь слушала только себя одну. Окружающие же опасливо от нее отступали, пока вокруг нее не образовалось обширное пустое пространство.
Даже на проезжей части постепенно стало застывать движение. Те, кто был поближе к местам, где можно было припарковаться у обочины, сворачивали, останавливались, высыпали наружу и присоединялись к толпе.
Михаил мотнул головой, освобождаясь от общей ошизиловки, и продолжал размышлять: