Светлый фон

Скот все еще колебался, но рука уже сама тянулась к дисплею телефона-калькулятора.

* * *

Адам спал, лежа на животе. Звонил телефон, но он не просыпался. Ему снился детский сон, который часто повторялся в течение всей жизни. Синее-синее море. Крепость на скалистом берегу. Уютное кафе прямо под древними стенами. Дымящийся кофе. Улыбчивое, хитрое лицо незнакомого человека напротив. Адам ненавидел этот сон, ему казалось, что он приносит несчастья. Впрочем, несчастий в его жизни почти не было.

Откуда берутся сны? Тогда Адам не знал. В детстве на море он никогда не был, хотя отец, которого Адам помнил очень хорошо, и проживал в Крыму. Однажды вроде бы уже договорились, уже собрались в Гурзуф, в какое-то поместье, но потом сорвалось, отец уехал по делам, да и вообще началась другая жизнь. Вильгельм Павлович Зон пропал в 81-м. А в 84-м Ипполит получил новое мидовское назначение и вместе с семьей переехал в Берлин.

Адам всю жизнь пытался понять, откуда этот раздражающий и пугающий его сон. Может быть, из-за него он и стал художником, отправившись путешествовать по миру в поисках синего-синего моря.

Германия никогда не нравилась Адаму. В отличие от Абрама, он терпеть не мог педантичных, уверенных в себе нагловатых любителей шнапса. Не мог терпеть, когда они ходили, как бараны, на работу от звонка до звонка, а потом ужинали всей семьей перед телевизором, слушая выступления уже шамкающего Шеленберга. Не мог терпеть, когда всего через пару лет после краха ненавистного Рейха они снова принялись, уже добровольно, расхаживать по улицам, размахивая нацистскими флагами, проклиная Коля за распад грозной империи. Его тошнило, когда они стали богатеть благодаря экономическим реформам, перестали читать Гете и даже слушать Вагнера, когда начали завивать волосы и пользоваться студиями искусственного загара.

Он любил их только однажды. В 1986-м. Озверевшие от тупости прежнего режима, они наконец сплотились и скинули на хер маразматический президиум НСДАП, запретили СС, посадив в кресло канцлера Коля. Те дни по состоянию восторга напоминали детство. Счастливую пору, когда ломали стену в Москве, когда все обнимались и плакали, когда он впервые плюнул с моста в реку, а потом бросил вниз к отраженным звездам тяжелый серый обломок бетона… Это было счастье.

В Берлине эйфория длилась недолго. С утра все пошли на работу. Вскоре бесперебойно заработала хваленая немецкая бюрократия, а уже через год вновь вооруженные полицаи могли и прикладом подтолкнуть зазевавшегося горожанина. «Надо восстановить порядок», – оправдывались ответственные работники госаппарата.