— Бди! — приказал Авинов, нетерпеливо поглядывая на восток: когда ж развиднеется?

По Стамбулу слышалась редкая стрельба — мародёры вышли «на работу». Но вот край небес за Босфором начал сереть, на фоне пепельно-розового восхода проступил гористый силуэт Святой Софии, словно взятой под стражу четырьмя тонкими, как заточенные карандаши, минаретами. А когда выглянуло солнце, зачерняя кисточки кипарисов на азиатском берегу, тёмные воды Золотого Рога разрезал форштевень линкора «Императрица Екатерина Великая». Встречным курсом, покидая невеликий простор Мраморного моря, проследовал линкор «Гангут», гудком приветствуя собрата.

Бесшумно развернулись орудийные башни, угрожающе опустились стволы главного калибра. Турецкие батареи молчали, Константинополь оцепенел.

— «Стамбул гяуры нынче славят…» — пробормотал Авинов и счастливо улыбнулся.

Минула неделя. Султан-калиф оставался в почётном плену, а великий визирь преданно служил «урусам». Сдавшись на милость победителей в Долмабахче, он изысканно подлизался к Колчаку, сказав:

— До тех пор, пока стоит солнце и золотое знамя его освещает небесный стан, до тех пор будет украшена ваша высокосановитость могуществом. И да наполнится чаша души вашей вином радости и веселья!

Страсти постепенно улеглись, османы убедились, что пришельцы с севера не едят детей, не стригут бороды старцам, не заводят коней в мечети, а ведут себя куда приличней развязных французов или чопорных, но бесцеремонных англичан.

Стамбульцы потихоньку привыкали к тому, что жить им отныне в Византийской области, вот и приноравливались — одна за другой открывались рюмочные да распивочные, немыслимые ранее, над входами в лавки всё чаще малевались вывески на русском. Жизнь налаживалась.

В день восьмой текинцам поручили стеречь дворец Топкапы, что поднялся на развалинах древнего Палатия, резиденции византийских императоров.

Кирилл улучил минутку для свидания с Дашей и провёл её по пустынным залам султанского дворца. Пройдя воротами Блаженства — Баб-ус-Саадет, — парочка попала во двор-авлу, когда-то занятый под гарем и внутренние покои-эндерун.

Девушка потянулась к Авинову и шепнула игриво:

— Давай?..

— Давай! — быстро согласился Кирилл.

Крадучись, они проникли в куполообразный зал, застеленный драгоценными коврами, заставленный мягкими, развалистыми диванами и оттоманками. Нетерпеливо раздевая друг друга, обмениваясь поцелуями, Даша и Кирилл словно перелистывали те страницы своей жизни, что вызывали тягость, и начинали с чистого листа. «Штык»… Нвард… Горе прочь! Счастье — стой!