И выводы из этих раздумий графу Александеру очень, очень не нравились.
Все прекраснодушные рассуждения о «равновесиях» и прочем, похоже, в Берлине просто отбросили. Но, поелику нельзя считать, что и его величество кайзера, и главу его же кабинета разом поразило помутнение рассудка, то дело тут, видать, ещё хитрее.
Существует что-то, чего не положено знать даже ему, графу Александеру фон Шуленбергу, право же, занимающему не самое последнее место в прусских коридорах власти.
Кайзер спокоен, сдержан и не отступает от заранее избранной линии. А судя по инструкциям с Кайзерштрассе, избрана сия линия именно заранее. Он уверен… что война с Россией не разразится? Но сколько же можно испытывать долготерпение императора Арсения? Чего бояться хозяину Анассеополя, совсем недавно доказавшего всем, раздавив Унгарскую смуту, что его армия отнюдь не обленилась и не утратила сноровки? Да что там Унгария, млавское дело говорит о том же, даже не говорит, кричит!
Его величество Иоганн тем не менее уверен, что при любом исходе Пруссия не останется внакладе и не попадёт в совсем уж большую беду.
И вот от этой августейшей уверенности Шуленбергу становилось совсем плохо.
2. Ливония. Окрестности Анксальта
2. Ливония. Окрестности Анксальта
Руке, хвала Господу, стало получше. Не жгло, не дёргало, только ныло – пусть неотвязно, но жить можно.
Никита Богунов поморщился от боли, останавливая Гранда. После обеда гусар вновь учился управляться сразу и с конём, и с саблей. Получалось плохо. Совсем недавно он был среди софьедарцев мало что не первым в искусстве рубки лозы, мог по-казачьи ссечь воткнутый в землю шест так, что надетый на верхушку кивер упал бы на оставшийся торчать конец палки, а теперь…
– Доброго вам вечера, граф.
Ульссон протянул руку, взял Гранда под уздцы, помогая Богунову сойти с седла.
– Спасибо, – от души поблагодарил гусар. – Руку натрудил, – пожаловался он.
– Вам, Никита Степанович, руку надо беречь да покоить, – с неприятной назидательностью заметил свей. – Идёмте, его высокопревосходительство ждёт. Справлялся, где, мол, новый мой адъютант? Сказал, что уехали вы, что без сабли не можете. Этот резон Александру Афанасьевичу понятен.
– Гусар без сабли не гусар, – отшутился Богунов. – Иван Максимилианович, мы хоть на брудершафт и не пили, но, может, на «ты» перейдём, как меж боевых соратников принято? Лет мы одних, чина одного…
– Вы, Никита Степанович, граф, – бледно улыбнулся Ульссон. – Фамилия Богуновых всем известна, кто «Историю Русской Смуты» читывал, а мой родитель, в службу военную вступая, даже личного дворянства не имел. И, хотя льстит мне предложение ваше, но давайте всё оставим как есть, коль и вправду хотите мне приятное сделать.