— Надо добавлять — «уважаемый судья».

— Да, уважаемый судья.

— Тогда продолжим. Что ты делал в общинном лесу ночью, Эльмунд, сын Гил… сын Ингульфа?

— Я собирал хворост. Холодно было, замерз.

— Собирал хворост! — захохотали в толпе — Нет, ну вы слышали? Замерз он.

— Хорошо хоть, признался!

— И еще забыл сказать о сломанном дереве!

— О ветке.

— Да какая разница?

— Тихо, тихо, уважаемые! — Манлий Фрелус погрозил собравшимся пальцем и, дождавшись тишины, приосанился: — Продолжаем суд, господа. То есть уже заканчиваем. На основании выслушанных ранее свидетелей и признания самого подозреваемого в краже Эльмунд, сын Ингульфа, признается виновным в преступлениях, прямо указанных в «Правде вандалов», народа, к которому упомянутый Эльмунд принадлежит и законам которого обязан следовать. В соответствии с этими законами, а именно — разделом о разных покражах, где сказано…

Манлий чесал текст наизусть, чем вызвал немалое уважение Саши, вообще ценившего профессионализм в любом, даже самом маленьком деле.

— В «Правде вандалов» сказано: если кто украдет из чужого леса чужие дрова, присуждается к уплате трех солидов. Разумеется, в пользу общины.

При этих словах старейшины довольно переглянулись, а толпа радостно зашумела. Стоявший у возов Александр тоже улыбнулся: он знал, что, так или иначе, а платить придется, и ничего с этим не поделать. Конечно, если бы за спиной находился отряд воинов, даже самый небольшой, тогда можно было бы и придраться к чему-нибудь, а так… Надо действовать осторожно.

Ситуация была непростой, но вполне разрешимой — хватило бы только средств.

— Тише, тише, господа! Это еще не все. Эльмунд, сын Ингульфа, сломал в общинном лесу дерево, ветку… В «Правде вандалов» на этот счет сказано следующее: если кто срубит, попортит или подожжет в лесу чужой материал, присуждается к уплате пятнадцати солидов!

Саша чуть не поперхнулся: ох, немало! Это при том, что стельная корова стоила солида два-три.

— А еще мне тут сказали — этот Эльмунд, сын Ингульфа, по пути сломал изгородь. Так, Эльмунд?

— Не ломал я никакой изгороди!

Черт!

Хевдинг похолодел: а вот это мальчишка сказал явно зря! Соглашался бы со всем, чего уж — все равно платить.