Благодарности от Болчой, так звали девушку, действительно не последовало, зато случилось легкое и забавное времяпрепровождение. Дарника еще со времен Бежети сильно удивляло, как это люди придают такое значение большой любви. Сами маленькие, а любовь непременно хотят большую. Тут из малой любви женщины способны сотворить для мужчины массу неприятностей, что же вышло бы из большой? Сам он всегда с подозрением относился к призывным взглядам незнакомых красавиц, для него это было как непрошеное вторжение в него, в Дарника, хотелось, чтобы они приложили к своим глазам еще что-нибудь интересное. Он и в наложницах ценил прежде всего их своеобразие и то конкретное, что они в нем вызывали. К скромной Зорьке следовало обращаться за ласковостью и душевностью, к шумной Черне — за упреками и столь же пылкими прощениями, к мужиковатой Саженке — за ее интересом к войсковым делам, к великовозрастной Шуше — за материнским успокоением, к молчаливой Адаш — за женской таинственностью и необременительностью, к честолюбивой Всеславе — за умным словом и безупречными приличиями.

И вот сейчас в лице Болчой он получил обыкновенную хохотушку. На людях сама скромность и сдержанность, с ним наедине она тотчас зажигала и уже не тушила веселые светлячки в своих хорошеньких карих глазках. Мало зная словенских слов, она без всякого стеснения заменяла их жестикуляцией не только рук, но и плеч, бровей, губ и даже ног, заставляя его не понимать, а догадываться о том, что хочет высказать. А еще она боялась щекотки, из-за чего почти всякое к ней прикосновение заканчивалось тихим заливистым смехом. Единственным спасением от этого было поплотнее прильнуть к его телу, тут она про щекотку забывала. Словом, княжеская искушенность в любовных играх подверглась весьма существенному дополнению.

Наутро, выйдя из юрты, Дарник подозвал к себе одного из ханских тиунов и спросил, может ли он взять с собой ночевавшую с ним девушку.

— Дай ее семье коня с седлом и забирай, — сказал Тиун.

— А если мне потом придется вернуть ее? — осторожно поинтересовался князь.

— Отдашь два коня с седлами и вернешь.

Такой расчет слегка смутил Дарника, но он все же не хотел отказываться от задуманного. В его дружине было двадцать запасных коней, и пожертвовать тремя из них он вполне мог себе позволить.

Чуть погодя за утренней трапезой князь заметил веселые перешептывания среди свиты хана. Сатыр тоже обратил на это внимание и, когда приближенные ему все объяснили, затрясся в беззвучном смехе своим дородным телом. Дарник понял, что смеются над ним.