– Разумеется Лаврентия Павловича.

Теперь засмеялись все, даже кандидат в Батыи. Михаил решил воспользоваться моментом и провозгласил тост

– Предлагаю выпить за неразрывную связь времён и непрерывное развитие человечества!

Благодаря воцарившейся за столом весёлой атмосфере такой слегка космополитический тост прошёл на «ура». Больше на серьёзные темы не разговаривали и в представительство Михаил успел приехать уже к двум часам пополуночи. Хорошо, что завтра никаких протокольных мероприятий не намечалось. Только несколько совещаний с командированными в Москву специалистами, разговор с журналистом да вечером возвращение в родные пенаты. Вылет домой был запланирован на двадцать один ноль-ноль.

– Что скажешь? – обратился Щербинин к Олегу, когда закрылась дверь за последним, срочно вызванным в представительство, специалистом.

Мирошниченко задумчиво барабанил подушечками пальцев по краю массивного стола и ответил после небольшой паузы.

– Странно. Всё вроде идёт по плану, но тут неувязка, здесь заморочка. Нас как будто в сторону отодвигают. Мягко-мягко.

– Вот именно, – подтвердил его опасения Михаил, – первоначальный энтузиазм у советских товарищей пропал и теперь они начинают потихоньку борзеть.

– Странно было бы ожидать другого, – высказал своё мнение Мирошниченко, – им от нас не надо ничего, кроме технических достижений. Общение с потомками на другие темы развращает товарищей и вообще противопоказано советскому человеку. Хотя они и держатся, но всё-таки футурошок потихонечку-полегонечку разъедает советскую действительность. В личной сфере особенно.

– А, – усмехнулся Щербинин, – тебя тоже спрашивают, что с ними дальше случится?

Олег кивнул.

– Даже коллеги, – он тонко улыбнулся, – стараются о себе узнать. Слухи-то и в НКВД ходят.

Одним из многих мемов, вброшенных в СССР поднаторевшими в информвойнах пиарщиками, был активно циркулирующий в стране слух о якобы хранящихся в харьковских архивах «списках жизни» чуть ли не любого советского гражданина. Изустно передавалась небывалая весть о том, что там, в отдалённых пределах времени научились записывать основные вехи жизненного пути на особые грампластинки. Световые или магнитные и даже (даже!) выдавать их любому желающему. Как «краткий курс» в городской или даже сельской библиотеке. Буде на то желание, любой мог узнать о любом очень многое – когда родился, где, как и на кого учился, работал и как обустраивал семейную жизнь. Если, она конечно была. Для сорокового года запись того, что ещё не случится в этом мире, но давно прошло «по соседству» была своего рода гороскопом. Вариантом гадания в бане или на кофейной гуще и в придавленной атеизмом стране вызывало самый жгучий и яростный интерес. Особенно среди гражданок определённого возраста. Доходило до курьёзов – в соответствующих органах уже вели несколько дел оборотистых цыганок, выдававших себя за приобщившихся к будущим тайнам. На вопрос, откуда ромалы узнали то, что НКВД не под силу, смуглолицые гадалки шёпотом отвечали, что там, за кордоном, тоже оказываются, цыгане есть. Вот они и продали собственным предкам то, что в будущем никакой тайной не является. А хочешь узнать, то позолоти ручку, яхонтовый! В качестве последнего аргумента клиенту демонстрировались компакт-диски разной степени потёртости. Сражённый таким артефактом клиент, а чаще клиентка, безропотно золотил, а иногда, как это случилось с известной актрисой, и бриллиантил. За что неудачливым предсказателям уже маячил нехилый срок за мошенничество.