— Господи, какая глупость. Вполне в духе Тогана.

— Глупость глупостью, но ханские нухуры упали замертво. Демоны, которых прислали катайцы, забрали у стражников души. И Тоган бы добил императора, когда б не твоё появление. Я, правда, не понимаю, как ты мог одновременно быть в двух местах: убить нашу сестру возле машины снов ив то же самое время сражаться с демонами рядом с богдыханом? Но, видимо, таковы особенности твоей магии.

— Я хотел бы тебе верить, но… Дело в том, что мы говорили с Тоганом об этом случае, о гибели ханского кортежа. И он ни сном ни духом не знал о том, что произошло. Ты уверена, что именно катайцы подослали демонов?

Мать-лисица сморщилась, словно бабушка, пытающаяся объяснить туповатому внуку что-то довольно простое, но никак тому не дающееся.

Марко молчал. Он пытался сложить мозаику из рассыпающихся кусочков, где каждый день прибавлялись всё новые детали, полностью разрушавшие картину, уже начавшую было приобретать очертания. И вдруг ррраз, словно рукав монаха сносит картину, написанную струйками цветного песка, изображение внезапно пропадает, становясь тем, чем было только что, — просто горсткой разрозненных частичек.

— Скажи, а зачем же вы подослали мне ту маленькую лисичку?

— Нам нужно было твоё семя. Чтобы твоя дочь унаследовала способность плавать во сне, как ты. Потом она бы передала это знание всем нам.

— Как она вообще попала во дворец? Как это произошло?

— Благодаря матушке Хоахчин, как я тебе уже говорила. Мне до сих пор жаль нашу младшенькую, она была очень многообещающей девочкой. Днём она прислуживала библиотекарю, ночью — постигала лисью науку. Удивительно, она оказалась очень преданным существом, этот старый никчёмный слепец словно приворожил её. И, когда началась вся эта заваруха, она спасла его.

— Как спасла? — недоумённо спросил Марко.

— Она предположила, что ей прикажут сделать с ним что-нибудь дурное, прикажут убить его, например, или что его каким-то образом втянут в эту историю с цепью убийств вокруг твоей дьявольской машины. И она опоила его волшебным вином из Чжуншаня, о котором говорят: «Раз напился — и на тысячу дней». Старик, разумеется, уснул как убитый и проспал всё в счастливом неведении, — цинично засмеялась лиса.

— Так он… проснётся?! — вскричал Марко, сердце его забилось, стремясь вырваться прочь из груди.

— Конечно. Как любой пьяный. Тысячу дней он, конечно, не проспит, но чжуншаньское вино — крепкая штука. Ему повезло больше, чем твоему другу-тебетцу.

— А что ты знаешь про тебетца?

— Ничего. Просто нам заплатили, чтобы мы отравили его.