Марко скрипнул зубами, но во взгляде матери-лисы читалась

только безмятежная простота. Он силился увидеть в её глазах какой-то намёк на издёвку или ложь, но ничего, кроме абсолютного равнодушия, там не нашёл.

— Кто? — спросил он, но голос пресёкся, скрипнул, словно глотку забило песком. Марко откашлялся и повторил вопрос: — Кто заплатил вам?

— Деньги передала матушка Хоахчин. Но приказ исходил лично от Великого хана. В знак подтверждения она показала нам его личный перстень, который он почти никогда не снимает с руки.

— Ты врёшь, — глухо сказал Марко, думавший, что изо рта вылетит обвинительный крик, но в тот момент, когда губы уже разомкнулись, он вдруг понял, что мать-лиса говорит правду. И крик сорвался, превратившись в хриплое признание бессилия.

— Зачем мне врать? Когда вы построили машину снов, император приказал отравить тебетского колдуна, чтобы тот не смог повторить чудесной машины по чьему-то ещё заказу.

— А почему остальных не тронул?

— Тебя он любит, а этих двоих простолюдинов убивать нет никакого смысла — они просто подмастерья.

— Тогда почему он… Почему он убил девочку?

— Если бы она просто отравила колдуна-тебетца, он бы тихо умер, и всё сохранилось бы в тайне, тогда она бы по сей день жила и приносила тебе радость. Кстати, отправить её к тебе в постель — тоже идея Великого хана. Он считал, что ей удастся тебя приручить и выведать тайны машины, если ты их, конечно, знаешь. Судя по тому, как ты живо интересуешься её судьбой, ей удалось пробиться к твоему сердцу, — улыбнулась мать-лиса. — Но кто-то начал убивать без разбору всех, кто оказался причастен к постройке машины, и, чтобы отвести от себя подозрения, император казнил нашего щеночка.

— А Хоахчин всё это время всё знала…

— Матушка Хоахчин не просто знала, она действовала…Восемнадцать.

Они сидели друг напротив друга, освещаемые только тонким светом звёздного шара, покрывавшим их лица как золотистая пыльца. Сумерки наконец уступили место темноте, и та залила всё вокруг, подобно чёрной воде затопив полутени, окрасив тушью своды, скрыв неприглядные стороны лисьего логова. Время застыло, подвешенное в этой черноте за тонкую золотую нить. Мириады крохотных огоньков водили хоровод, на мгновение отвоёвывая у ночи какую-то толику пространства, и снова гасли, уступая место своим собратьям, и это мерцание, заливавшее короткое расстояние между их лицами, придавало происходящему привкус волшебства.

Марко понимал, что ему выпала удача, и где-то в глубине души он ужасно боялся спугнуть её, хотя и понимал, что пока не взошло солнце, пока наваждение не исчезло, всё в его власти.