Внезапно Ляна скрутил сильный приступ, белок уцелевшего глаза закатился, вор захрипел и упал на четвереньки, сблёвывая пену. Марко внимательно смотрел на него, ничего не предпринимая. Только песок волновался вокруг его сапог. Лян с трудом перевернулся на спину, обхватил себя руками и заорал куда-то вверх, туда, где стрелами сходились верхушки бамбуковых деревьев:
— Ты можешь мучать меня сколько угодно, но тебе конец, Чиншин!
Он захохотал, отползая ещё чуть подальше, в тень орляка, и продолжил:
— Он сказал тебе, что спас меня от прислужников Темура? А зачем? Посмотри на меня. Неужели есть на свете человек, который захочет выжить после такого?! Я был гибким, ловким, сильным, куражистым. Меня любили бабы. У меня было всё. А теперь я калека. Но смотри!
Лян вдруг быстро подскочил к Марку, схватил его за руку, державшую стилет, и ткнул себя в горло.
Марко почувствовал знакомый отклик клинка, входившего в плоть, но Лян продолжал улыбаться:
— Видишь? Я как тряпичная кукла! Я даже умереть не могу сам! Я со скалы прыгал, забрался на самую крышу усадьбы, на самый конёк того домика над обрывом, в котором ты нашёл его тело, бросился вниз, летел, наверное, час до дна ущелья, больно было — даже не знаю, как описать! И что? Встал через два дня и пошёл как ни в чём не бывало!
Марко потянул клинок на себя, обтёр его подолом, убрал в ножны и посмотрел на тело, лежащее в двух десятках шагов поодаль. Чиншин по-прежнему казался безмятежным и безобидным.
— Посмотри на меня, Человек с Луны! — зашептал Лян, обдавая Марка дурным дыханием. — Послушай! Наверняка он сказал тебе, что откроет какой-то секрет, да? Что-то важное? Ты кого-то искал? Мне он тоже когда-то давно рассказал, где лежит золото бывшего управителя Канбалу, который правил городом ещё при прошлой династии. Но потом, когда проходит время, ты внезапно понимаешь, что все эти секреты ты знал и сам. Он не всеведущ, он просто читает твои мысли, а потом рассказывает их тебе самому! Не верь ему, он такой же, как его братья! Все они, проклятое степное семя, сорняки, пустынная саранча, обрушившаяся на нас, не имеют ни чести, ни совести!
— И это говорит вор? — поднял бровь Марко.
— Да, когда-то я был вором, — кивнул Лян Простак. — Но это моя работа, это моя судьба. Все в моей семье были ворами испокон веков, и мне на роду было написано воровать. Но это не означает, что у меня нет достоинства! У нас, воров, есть свой закон. И только у золотых доспехов, у дворцовых чиновников нет ничего. Лишь алчность.
— Что ты хочешь от меня?
— Чтобы ты заглянул в своё сердце и сделал то, что велит тебе долг. А не то, о чём просит тебя Чиншин.