Друг Андроклида, хорошо державшийся на лошади, состоял теперь в рядах "друзей", которых Александру недоставало.

Услышав волю царя, долопы и хаоны принялись кричать, что дальше не пойдут.

– А я не отступлю! – рявкнул Полисперхонт.

– И я! – шагнул вперед Кратер.

– Вернетесь, Эакид вам снимет головы! – добавил князь Тимфеи, – за то, что вы бросили своего царя.

Молоссы кидали друг на друга многозначительные взгляды, мялись, но все же высказались за продолжение похода. Хаоны пошумели и тоже решили остаться. Пока. Долопы ушли.

Эвмен, обогнав их, во весь опор мчался в Эпир.

Войско продолжило свой путь и вошло в Гераклею. Воинов противника там действительно не было. Через два дня все высоты вокруг города заняли агриане. Среди них было немало тех, кто побывал в бесславном походе на восток. Их князья по-прежнему блюли союзнический договор с тем царем, что сидел в Пелле.

Многие лазутчики македонян попали варварам в руки, но двое смогли прорваться к своим и донести весть, что Линкестиец на подходе. С ним двадцать тысяч воинов. От рати, покинувшей Эпир, к тому времени оставалось менее десяти тысяч и воевать желали совсем немногие.

– Тут мы все и сложим головы, – сказал Филота, – я вас предупреждал.

– Злорадствуешь? – бросил Кратер, – думаешь, тебя пощадят?

– В отличие от некоторых, я не питаю иллюзий на сей счет.

– Не продержаться нам тут до зимы, – мрачно бросил Полисперхонт, – эпироты разбегутся. Даже если и нет – Линкестиец нас все равно сожрет.

– Что ты предлагаешь? – спросил Кратер.

– Идем на прорыв.

Кратер скрипнул зубами.

– Добрая будет потеха! – усмехнулся Филота, – красная!