Эвмен заскрипел зубами.

"Спаси... Моего сына... И Клеопатру..."

Спасать царицу – сложить голову, ничего не добившись. Тогда и мальчик останется в руках Эакида. Какую судьбу сын Ариббы измыслил для него?

Кардиец не знал, что одним из ликурговых условий оставления Эпира в покое было "пресечение рода македонского ублюдка".

– Дабы ни одна тварь в будущем не могла заявить, что в жилах ее течет кровь Аргеадов, – наставлял сына Ариббы Ликург.

Эвмен не знал и того, что в эту самую минуту Эакид, дабы унять дрожь в руках, допивал четвертый кувшин вина, отчего руки дрожали еще сильнее. Аэроп жег усадьбы верных Александру знатных молоссов и отсутствовал в Додоне. Только поэтому беглецы были еще живы.

Неоптолем, сидевший на руках у Дейпилы, испуганно ревел. Дейпила гладила его по голове, пыталась что-то говорить, даже напевать, но у нее самой стучали зубы от страха.

– Мы не сможем спасти обоих. Мальчик важнее, – сказал Эвмен.

Семь слов. Семь ножей в сердце.

– Идите! – распорядился Андроклид, – я попробую вызволить царицу.

– Нет! – резко возразил Гиппий, – я пока еще старший телохранитель!

С этими словами он повернулся и побежал прочь, на женскую половину дворца.

– Уходим, – приказал Эвмен, – Неандр, понесешь мальчика. Андроклид, поможешь кормилице.

– Куда? – буркнул Андроклид, – какой дурак в этом мире приютит Неоптолема?

– Дураки всегда найдутся, – возразил Эвмен, – нам бы только до Апса добраться.

– В Иллирию? – удивленно спросил Неандр.

Эвмен кивнул.

– Где щенок?!

Эакид напоминал сейчас пьяного сатира. Лицо его раскраснелось, борода топорщилась, волосы спутаны, а дорогой хитон измят. Сына Ариббы изрядно штормило.