А Пашка, решив дать «последний и решительный бой», кликнул добровольцев, в которые записались все способные держать оружие, даже раненые – то есть со своим командиром осталась вся разведгруппа.

Засаду организовали по всем правилам военного искусства – егеря, первыми вышедшие к позиции, погибли, даже не успев толком понять, что происходит. Бой шел почти весь день. К одному отряду егерей вскоре присоединилось еще два, и разведчикам пришлось сражаться в полном окружении. Красноармейцы не жалели патронов и гранат, частенько контратаковали, жертвуя собой, и все-таки одолели врага – уцелевшие егеря в панике бежали, бросив раненых.

Победа далась бойцам Красной Армии большой кровью, в живых остались всего три человека – сам Пашка, получивший тяжелую контузию от близкого взрыва гранаты, пулеметчик Ложкин, раненный в обе руки, и Катя, каким-то немыслимым образом оставшаяся целой.

Плюнув на маскировку, красноармейцы перестали кружить и двинулись к оставленным у Михайловки машинам по прямой. Назад ползли со скоростью червя – в день проходили всего по десять-пятнадцать километров. Еда закончилась на второй день, вода на третий. Хорошо хоть, что хватало бинтов и обезболивающего.

– Пашенька!

– А?..

Катя испуганно посмотрела на Скорострела.

– Что случилось, любимая?

– Ты вдруг падать стал. – Девушка осторожно притронулась к его рукаву. – Ты что, солдатик, спишь на ходу?

– Да замечтался что-то…

«А вот это уже херово, если я на ходу отключаться начал. И боль временами такая, что перед глазами красные круги плавают. Тропа слилась в какую-то серо-коричневую полосу, пот заливает глаза… Не могу больше. Не могу!»

Но Пашка упрямо продолжал шагать через «не могу». Шаг, шаг, еще шаг, еще… Последние дни он сражался с каждым сантиметром пути, с каждой клеточкой своего тела… Даже несмотря на два укола обезболивающего в сутки, ему было уже совсем худо. А каждый шаг давался ценой огромного усилия.

Но еще большего усилия требовало сохранение такого внешнего вида, чтобы никто не понял, как ему плохо. Иначе ведь понесут. Не веря, не желая поверить в то, что это уже бесполезно – он почти труп. Потеряют время, потеряют силы и ничего не добьются.

«Хорошо бы, чтобы уцелел Сухов! Если у него все получилось – ребята погибли не напрасно! Хотя и без того изрядно подсократили численность «подземной» армии. Надо же – на таких зубров нарвались, блин… Не повезло! Шаг, еще шаг…»

– Товарищ лейтенант! – Ложкин вернулся из дозора. Ноги у него, в отличие от рук, здоровые, и он бегает как лось, то уходя на километр вперед, то возвращаясь по своим следам назад.