— Так, говоришь, там сорок талантов золота? — деловито осведомился Эдик, протягивая руки к костру.

— Там — это где? — уточнил Искандер.

— Ну-у… в этой, в хованке Децебала! На Когайноне.

— А разве я тебе что-нибудь говорил о сорока талантах?

— А что, меньше?

— Это ты у Регебала спроси.

— Ну, — бодро сказал Чанба, — будем считать, что сорок пять. Тогда на каждого… сорок пять на четыре будет. Нет, пускай талантов будет сорок! Получается десять. Десять на двадцать… По двести кило! Ух ты. Так, в ауреусе восемь граммов чистого золота. Получается. Так. Сто девяносто килограммов — это сто девяносто тысяч граммов. Двадцать на ум пошло. По двадцать тысяч ауреусов на брата! С половиной!

Искандер презрительно скривил губы:

— А ты уверен, Эдуард, что золото можно перевести в ауреусы по весу?

Эдик глянул на него, будто не узнавая.

— Ты лучше в сестерциях посчитай, — ухмыльнулся Сергий, — больше получится.

— Точно! — загорелся Чанба. — Умножаем на двадцать пять и на четыре.

— А не легче сразу на сто?

— Не мешай, смертный! Та-ак. Получается, знаете сколько? Получа-ается. По два миллиона сестерциев! С копейками! Заживем.

Сергий подсел поближе к костру и поинтересовался:

— Слышь, а твой дед Могамчери ничего не говорил внучку о шкурах медведей, которых надо еще прикончить?

— Я же не мечтаю, — вывернулся Эдуард, — я планирую! Это вы живете скучно и приземленно, а у меня впереди всегда перспектива, сияющая или, как минимум, блестящая!

— Ага, — кивнула Тзана, — как у сороки.

— Э-эх. Никакого в вас романтизму!

Тут полог юрты шевельнулся, и внутрь просунулся Гефестай.