Будучи человеком незлым и честным, первый эксперимент Семен решил поставить на себе: хлопнул перед ужином стопочку и заел супчиком. Пошло хорошо. Хлопнул еще стопочку и заел вареным мясом. Тоже неплохо. Впереди его ждала пара печеных карасей, и он решил, что под такую закусь не грех и… Одного карася он съел и, прежде чем взяться за второго, подумал, что, пока закуска не кончилась, хорошо бы… И потом, надо же узнать, каков будет «отходняк» после этого пойла?

«А в общем, ничего продукт получился», — вынес вердикт Семен и собрался налить себе еще граммульку. К немалому его удивлению, оказалось, что попасть кособоким горлышком бутылко-кувшина в устье глиняной стопки он уже не может и, соответственно, попытка перелить жидкость из одного сосуда в другой неизбежно закончится утратой изрядной части ценного продукта. «Да я просто гений!» — гордо подумал первый в мире самогонщик и, накрыв кувшин обрывком шкуры, принялся обматывать его ремешками.

С трудом завязав последний узел, он отставил сосуд в сторону и решил, что надо будет на досуге изобрести первую в этом мире пробку. Иначе он рискует уподобиться правителям одной отдельно взятой страны, которые в свое время устроили буквально геноцид собственного народа. С беспримерной жестокостью и цинизмом они монополизировали производство алкогольных напитков, а самый популярный из них стали выпускать в сосудах без пробок. Не совсем, конечно, без пробок, но с такими, что, открыв бутылку, обратно ее ну никак не закрыть! Что оставалось делать людям? Только допивать… С другой стороны, отсутствие многоразовых пробок воспитывало в массах коллективизм и чувство локтя, люди учились думать, точнее, соображать втроем… А цифры тогда были заковыристые: 2-87, 3-62, 4-12 — ни одна на три без остатка не делится! Было над чем раскинуть мозгами…

«Впрочем, что это я все о грустном? — удивился Семен и посмотрел по сторонам. Мир вокруг был исполнен красоты и гармонии: облака плыли, листва шелестела, вода журчала, костер дымил, собаки тявкали, а на берегу копошилась маленькая светловолосая женщина, в которой он за столько лет (пардон — дней) так и не нашел серьезных недостатков. — Хорошо-то как, — подумал Семен, откидываясь на спину и вытягивая ноги. — Все-таки есть глубокая сермяжная правда в том, чтобы вот так, по-первобытному, посидеть у костра, поесть мяса и отдыхать в ожидании, когда твоя женщина домоет посуду, чтобы заняться с ней кое-чем для души. Как хорошо быть могучим Семхоном, который со временем, может быть, станет великим вождем и пророком. Он будет давать советы народам, прекращать войны, учить людей земледелию. В этом жестоком мире воцарятся мир и благоволение: Семхон запретит насилие, введет деньги и демократию, научит людей ткать ткани и шить из них трусы для мужчин и лифчики для женщин, а потом построит первую в мире телегу. А еще надо будет приручить бизонов или этих быков с прямыми рогами, чтобы доить ихних коров и делать из молока сыр — российский, пошехонский, голландский и камамбер. Нет, камамбер, пожалуй, не надо — вот еще, продукт переводить! А еще лучше приручить мамонтов! Интересно, мамонтихи будут доиться? Нет, этим, которые в самолете, ни за что не понять, как прекрасно жить в мире, у которого все впереди! Они там сидят в креслах, жуют подогретые куриные ножки и накалывают на пластмассовые вилки мятые шарики зеленого горошка — вот дураки-то!»