– Государь наш, Пётр Алексеевич, написал завещание! Вот оно! Но дописть имя преемника не смог, силы оставили его, но на словах указал он на супругу свою, Екатерину Алексеевну!

В зале раздался ропот со стороны сторонников Петра Алексеевича – внука.

– Так имени-то нету, значит завещание-то не действительно – Это голос Ягужинского…

Тут неожиданно вперёд выступил протоиерей Федос и визгливым своим голосом прокричал.

– Так и не нужно никакого завещания! Император его уже изделал, когда Императрицею и соправительницею своею назначил любезную супругу свою, Екатерину Алексеевну!

И тотчас припал на колени и стал неистово целовать руку Екатерины. Гвардейцы, что стояли в конце залы, завопили, что было силы.

– Да здравствует Императрица и Повелительница наша, Матушка Екатерина, Алексеевна!

Вся зала медленно стала подходить к Екатерине и целовать ей руку. Меньшиков торжествующим взглядом победителя оглядел залу и грозно взглянул на сторонников Петра-внука. Их стало значительно меньше. Из шеренги гвардейцев раздавались выкрики.

– Целуйте Матушке руку, с-суки, а то всем шеи посворачиваем!

Наконец вся зала в едином порыве двинулась к Екатерине, для целования. Во дворе прекратился бой барабанов и раздались громогласные приветствия новой Повелительнице Екатерине Алексеевне! Это был триумф Меньшикова. Отныне Государством будет управлять Катька. Катька – солдатская подстилка – под его неусыпным надзором! Начиналась новая эра в Государстве Российском! Новое Смутное Время!

28 января Император умирал. По заключению врачей, его разбил апоклептический удар, парализовавший всю правую половину. Он потерял дар речи, только смутно что-то мычал, что-то пытаясь сказать, но его уже никто не слушал. Макаров три дни пролежал в постели, его рвало, поносило, но он оклемался, и через неделю был уже на службе. Утром Екатерина зашла к умирающему супругу. Тот лежал в ничтожном бессилии и с ненавистью смотрел на бывшую свою любовь. Марфа с жалостью и, одновременно жестоко, оглядывала этого, некогда могучего, и непобедимого её Петрушу, Петеньку.

– Ну что, любовь моя, отлились тебе мои слёзоньки? Ирод ты рода человеческого, Калигула проклятый, Нерон кровожадный, деспот! Ты голову Монса помнишь? А сыночка свого, Алексея Петровича? Кстати, а ты и не знал? Любовником он был моим. Нежная душа, а ёбся получше твого. А Машку Кантимиршу помнишь? А всех полюбовниц своих, помнишь! Гореть тебе в аду, анчихрист кровавый!

Она подошла близко, взяла в руки атласную подушку. Пётр смотрел на неё яростным и звериным своим взглядом. Она не выдержала, бросила подушку и в слезах выбежала прочь. На выходе её встретил Толстой.