— Невзирая на тех, кто любит тебя, — прошептала его жена. Он молча склонил голову; это было, в конце концов, правдой. Мэри Ли вздохнула.

— Как ты сказал, Роберт, я осознаю, что я жена солдата. Хотя временами, как в эти последние несколько мирных месяцев, мне было приятно забыть об этом.

— Дорогая Мэри, пока никакого мира нет — есть только перемирие, которое может быть нарушено в любой момент, если Соединенные Штаты, или мы сами сочтем это выгодным. С Божьей помощью, я надеюсь помочь достижению настоящего, прочного мира. Если бы не это, уверяю тебя, я бы отказался от того, что мне предложили.

— Судя по тому, как ты это говоришь, ты, конечно, веришь в это. — Голос его жены еще отдавал сарказмом, но гнев уже ушел с ее лица, оставив после себя лишь грусть. — Я не сомневаюсь, что если бы Джефферсон Дэвис поручил тебе возглавить военную кампанию в аду, чтобы добыть там уголь для наших очагов, ты бы просто сказал мне, как всегда: «прощай» и отправился бы туда безо всяких возражений.

— Может быть, так и было бы. — Ли представил себе это и рассмеялся. — Скорее всего так, я полагаю. Я был бы уверен, что вернусь с этим углем, или, по крайней мере, дал бы чертям такого жару, что они запомнили бы его надолго.

Это, наконец, заставило Мэри улыбнуться.

— Я даже не сомневаюсь в этом.

Одна из ламп в столовой замерцала и погасла, заполнив комнату запахом масла и небольшим облачком дымом. Мэри спросила: — Неужели уже так поздно?

— Половина одиннадцатого, — ответил Ли, взглянув на свои карманные часы.

— Да, уже поздно, — заявила она. — Поможешь мне подняться наверх?

— Конечно. Сейчас, только решу проблему с освещением.

Он открыл ящик серванта и взял свечу, которую поджег от той лампы, что еще горела. Потом поднялся в спальню, где зажег еще две, а затем снова быстро спустился вниз. В доме царила тишина — его дочери и Джулия уже отправились спать. Колеса коляски Мэри загрохотали по половицам, когда он поднимал ее по лестнице. Опираясь на перила а главным образом на него, она добралась, наконец, до второго этажа. Он повел ее в спальню. Она села на кровать и он подал ей сорочку.

— Да, спасибо, — сказала она. Он помог ей избавиться от одежды, туго стягивающей талию, которую она носила в течение дня. Благодаря многолетней практике, он справлялся с ее одеждой так же легко, как и со своей собственной.

— Спасибо, — еще раз сказала она ему. — Я буду скучать по твоим ласкам когда ты уедешь.

— Точно будешь? — спросил он. В этот момент его рука случайно задела на ее левую грудь. Это не было намерением разжечь ее страсть; годы и трудные времена взращивания голодных младенцев давно сказались на нем. Хотя тело его жены по-прежнему привлекало его. Их долгие разлуки превращали каждую встречу в новый медовый месяц. Его голос сам по себе вдруг стал хриплым.