Ли и Альберт Галлатин Браун уже начали консультации с приступившими к работе конгрессменами и сенаторами, пытаясь склонить их в пользу начала постепенного, компенсируемого освобождения негров. Он думал, что у его программы была возможность прохождения у законодателей, но также он понимал, что это далеко не гарантировано.

Форрест отвесил поклон Ли.

— Мы были соперниками, и до сих пор расходимся во взглядах, но мы оба боролись за эту страну. Мы можем и должны работать вместе, чтобы сохранить ее в целости. Вот о чем я пришел поговорить, генерал Ли, и рад, что сказал… Всего хорошего, сэр.

Он снова поклонился, вскочил на своего Короля Филиппа, и ускакал.

Ли затеребил бороду, провожая взглядом Форреста. Он чувствовал, как будто солидный груз упал с его плеч. Натан Бедфорд Форрест оставался его политическим соперником, но, похоже, выбывал из числа личных врагов. Это радовало Ли; с политическими противниками можно было вести диалог. Эта случайная мысль привела его в недоумение: неужели он на самом деле превращается на старости в политика? Он остановился, и обдумал все еще раз. И, наконец, покачал головой. Неизбежная возрастная деградация мозга еще не зашла так далеко.

* * *

Одетый в воскресенье в лучшее из всех его четырех рубашек и трех брюк, что, впрочем, ничем не отличалось от того, что он носил остальные шесть дней в неделю, Нейт Коделл спешил в баптистскую церковь Нэшвилла. Зайдя внутрь, он снял шляпу и занял место на одной из жестких деревянных скамей. Несколько человек, включая проповедника Бена Дрейка, неодобрительно посмотрели на него; служба уже вот-вот должна была начаться. Он избегал укоризненного взгляда Дрейка, присев на место.

Янси Гловер важно вышел вперед, кивнул проповеднику и постоял несколько секунд, дожидаясь внимания. Затем регент затянул «Господь наш меч.» Община подхватила. Псалтырь был не нужен; глубокий бас Гловера вел их за собой. Этот голос был одной из причин, по которой староста храма являлся также и регентом.

Дальше последовали «Господь ведет меня» и еще несколько гимнов. Община постепенно разогревалась, как духовно, так и телесно — снаружи шел холодный, противный дождик. Янси Гловер прошествовал обратно на свое место. Бен Дрейк стукнул кулаком по кафедре, один, два, три раза. Проповедник был импозантный мужчина лет сорока пяти с копной седых волос; он служил несколько месяцев в звании лейтенанта в «Непобедимой Касталии», пока хроническая дизентерия не заставила его выйти в отставку.

— «Знаю дела твои, — говорит Книга Откровения, — начал Дрейк, — что ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч. Но, поскольку ты просто равнодушен, а не холоден и не горяч, то извергну тебя из уст Моих.» Вот что Бог говорит, друзья мои — вы не можете, вы не смеете, быть равнодушными. Опять же, в Книге Второзакония: «Ты должен любить Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всеми силами твоими.»