Шарль выжидал.

Он давно готовился к этой минуте, мысленно проговаривая все обличающие факты и упрёки, для которых постоянно находил новые и новые слова. От их количества первые, стройные и лаконичные варианты разговора разбухли и отяжелели, из-за чего пропало отточенное превосходство коротких фраз, которые так нравились Шарлю. Они были очень похожи на речи матушки… нет, тёщи – герцогини Анжуйской, которая умела несколькими точными словами выразить самую суть, и быть при этом более чем убедительной. Королю хотелось так же. Ничего лишнего, ничего пустого и жалкого, что могло бы напомнить прежнего дофина! Но сказать нужно было так много, а фразы требовались такие короткие…

В конце концов, Шарль отказался ото всех упрёков. Немного подумал не добавить ли пару-тройку завуалированных или явных угроз, но потом отказался и от этого. Он не какой-то князёк, трясущий кулаками со стен своей крепости! Он – король, избранный Богом и Им же возведённый на трон! Сам изобличённый факт подлога и измены уже должен читаться, как угроза заговорщикам. И, чем сдержаннее он их обличит, тем страшнее им станет потом, когда поймут, что вся трусость, которую они так откровенно в нём презирали, была всего лишь его продуманной политикой, куда более достойной короля, чем размахивание оружием.

«Как только эта муха улетит, начну…».

Шарль прикрыл глаза, стараясь освободить мозг, сделать его легким, и мысленно раздвоиться, чтобы одним собой стать словно бы в стороне от происходящего и не давать другому себе слишком увлечься словами. Когда он снова открыл глаза, мухи на распятии уже не было.

– Я очень недоволен, господа, – тихо выговорил Шарль и повернулся.

Алансон стоял прямо перед ним, впереди остальных, такой же, как и все, не успевший переодеться, и потому до сих пор покрытый копотью и сажей. За ним возвышался ненавидящий, кажется, всех на свете де Ре, потом свирепый Ла Ир и другие… Не было только Жанны, которую король, изображая заботу, сразу же велел отправить к лекарям, чтобы не мешала.

– Я простил ваше самоуправство, герцог, для того, чтобы не показать нашим врагам, как мало вы уважаете во мне короля. Но теперь вы дали право не уважать меня не только им, но и всей Европе.

– Сир…

– Не перебивайте! Несколько дней назад вы клялись, что Париж падёт, и ради этого, скрепя сердце, я дал разрешение на штурм. Но сегодня мне нужны объяснения, по какому праву, не будучи как следует готовыми, вы ввели меня в заблуждение и заставили согласиться на авантюру, которая поставила под угрозу и армию, и Францию? И почему капризы и необдуманные желания девушки, в чьей доброй воле мы уже начинаем сомневаться, стали для вас весомей воли законного короля?