Это приводило в бешенство, поэтому весь следующий день после своего приезда герцогиня решила посвятить делам – письмам управляющего из Анжу и разбору казначейских отчётов. Но мысли путались, сосредоточиться не получалось. Она с раздражением отбрасывала в сторону счета за фураж и обмундирование королевских отрядов, пока вдруг не поняла, в чём причина её смятенного состояния. Это не было следствием разбитого сердца – унылое лицо Филиппа больше не казалось обжигающе красивым, а фальшивая страсть в глазах вызывала неловкость, уже не столько за себя, сколько за него. Но слова о власти над ней… сама мысль о том, что этот мальчик, который, положа руку на сердце, был конечно волен любить кого угодно, но ни в коем случае не должен был позволять себе разговоров о ней и её чувствах, но о них всё же говорил – эта мысль постоянно мешала! И как говорил! Словно вор копался в чужом кошельке… Да что он знал о её чувствах, в конце концов! Что он вообще знает о чувствах, если играет ими с лицемерием и грубостью человека недалёкого! Будь честнее, он получил бы много больше. Уж как нибудь её светлость переборола бы себя и с достоинством вознаградила красивого мальчика хотя бы за иллюзию страстей…

Впрочем, иллюзии ей, конечно же, было бы мало, и разгорающаяся страсть, скорей всего, требовала новых и новых впечатлений, а не получая их, вряд ли сменилась благодарностью. Но речь сейчас не о том, насколько благополучен остался бы господин де Руа. Безупречная репутация самой герцогини – вот что волновало в первую очередь! Всегда умная, всегда дальновидная, всегда недосягаемая даже для тех, кто имел основания причислять себя к сильным мира сего… и вдруг этот мальчик! Мадам Иоланда потёрла лоб рукой. Занозу следовало, наконец, вырвать из жизни, чтобы не мешала. А потом окончательно вернуть себя прежнюю и заняться запущенными делами. Жаль только, что без Танги…

Воспоминание о рыцаре придало ей силы. Но не сожалением, а, скорее, злостью на поспешное бегство Дю Шастеля. Вот сейчас бы и выслушать всё, что он хотел сказать при последней встрече! И не про Филиппа – Бог с ним – а о делах при дворе и в армии, где, судя по всему что-то идёт не так. Но мужество военное и мужество политическое – это далеко не одно и то же. В первом Танги силён, второе предоставил ей, и даже не попытался, когда понадобилось, разгрести придворную грязь самому – сбежал! Ну, что ж, от мужчин нельзя требовать того же, что может и должна уметь женщина. Ей бежать некуда, и даже пережив предательство, она должна где-то почерпнуть сил, чтобы продолжать начатое.