А ведь когда-то именно хищнический промысел морской выдры вверг Володихиных (а с ними – и всю Колонию) в «Тридцатилетнюю войну» с племенами тлинкитов. Быстро «сняв сливки» на островах Меншикова и южном побережье Новой Сибири, промышленники обратили тогда жадные взоры на лежащие к югу скалистые острова и фьорды Тлинкитского архипелага. Мало того, что они принялись, никого не спросясь, хозяйничать в тех водах, будто в собственном амбаре – так они еще понавезли с собой целые зверобойные бригады из завербованных (а частью и – чего уж греха таить! – закабаленных) алеутов с островов Меншикова – исконных врагов местных индейцев. В итоге полыхнуло так, что мало не показалось никому, а когда в Новотобольске в полной мере осознали разницу между боевыми возможностями старых их знакомцев алеутов и немирных тлинкитов (именно тогда и снискавших прозвище «индейские викинги») – отыгрывать задний ход было уже поздно.

В художественной литературе войну ту принято нынче изображать в образе либо романтическом (кстати, удостоившаяся внимания Майн Рида история любви тлинкитской «принцессы», прекрасной меднокожей Яни, и индейского пленника Алеши Володихина имела место в реальности – один из их внуков сейчас возглавляет кафедру антропологии и этнографии в Петроградском университете), либо героико-авантюрном.

В действительности, однако, мЕста для романтики там было крайне мало: кровавые набеги на прибрежные поселения Колонии сменялись еще более кровавыми карательными экспедициями по индейским стойбищам, забрасываемые во вражеский тыл отряды коммандос утверждали свой кодекс – «В плен не берем и не сдаемся», а православные миссионеры (на чью проповедь «колеблющимся» кланам Компания тогда возлагала определенные надежды) все до единого пополнили в итоге мартиролог христианских новомучеников. Следует, скорее, удивляться тому, что до полного озверения дело там всё же не дошло, кое-какие «законы и обычаи войны» продолжали хоть как-то соблюдаться обеими сторонами (доказав тем самым свой вполне «общечеловеческий» характер), а светлая идея насчет «окончательного решения индейского вопроса» в староверческие головы, в отличие от протестантских, как-то вот не приходила...

А через четверть века тлеющий торфяной пожар той нескончаемой войны внезапно угас – будто бы разом иссякло питавшее его топливо. Разбирающие тот странный феномен историки обычно упирают на то, что у поселенцев-де просто-напросто сменились поколения, и они из «русских промышленников» обратились в «калифорнийцев», с соответствующей сменой установок: вместо «После нас хоть потоп» – «Мы здесь живем!» Это, конечно, верно, но не менее важна и обычно ускользающая от внимания экономическая подоплека того замирения: Володихиных осенила тогда поистине революционная бизнес-идея – честно купить то, что не вышло отнять силой. Ибо логика конокрада – «Какая лошадь дешевле, купленная или краденая?» – в принципе противна логике купца, построенной на всестороннем «взвешивании рисков».