— Там же 45-миллиметровое орудие, — напомнили мне, но спорить с волей начальника поостереглись.

— Правильно! Орудие! Убираем его из проекта как бесполезное и по кораблям, и по авиации. Заменим на турель на ограждении рубки и крупнокалиберный пулемёт, который хранить будем тут же в герметичном футляре. Потом, в проекте заложена пушка в 100 миллиметров. Поскольку артиллерийские баталии для лодки маловероятны, а нужна она, по большому счёту, только для экономии торпед во время охоты за транспортами, то не будет большой беды, если мы заменим её на более лёгкое орудие. По совести говоря, я бы вообще никаких пушек на лодку ставить не стал, но моряков здесь словами не убедишь. Что у нас там есть из этого "поменьше"? Только 76-миллиметровая зенитка. Отлично! — последняя оценка невольно вырвалась у меня вовсе не из-за того, что я был так уж рад этой зенитке, а потому, что мне вспомнилась история эволюции орудия. — Она, наверное, втрое меньше "сотки" весит, но заложите на всякий пожарный к её весу резерв в десять процентов. А с боекомплектом, так вообще красота. Вместо бесполезной артиллерии впихнём в проект ещё пару внешних ТА в надстройке в носу. Итого, десять торпед в залпе! Вот это называется качественно новым проектом ПЛ, а не ваш скороход. Ни одна наша лодка не обладает огневой мощью, необходимой для уничтожения маневрирующих боевых кораблей, а этот проект обладает! Вот так мы и будем давить на управление кораблестроения флота!

— Но у нас нет для лодок таких внешних аппаратов, а управление кораблестроения чётко требует установки только существующих образцов вооружения.

— Значит, внешний торпедный аппарат вам предстоит создать в первую очередь!

Я обвёл взглядом присутствующих, сообразивших, что гражданин начальник закусил удила и понёс, поэтому сомневаться в гениальности его ЦУ на данном этапе, без весомых аргументов, расчётов и доказательств, не следует.

— Вот и отлично. Раз задача ясна, приступайте, — скомандовал я и отправился налаживать отношения с руководством завода. Ругаться с директором и, тем более, просить его о чём-то я не стал. Зачем, если есть такие же человеконенавистнические способы договориться, какими он моё спецКБ с завода выживает? Я, всё честь по чести, нанёс визит начальнику охраны завода и выправил всем своим бойцам постоянные пропуска, чтобы сами, будто в тюрьме, не сидели. Отказывать капитану Любимову он не рискнул, но по команде наверняка доложил. Следующей ключевой точкой, которую я посетил, стала столовая. Заправлявшая там повариха, вопреки всем стереотипам, тощая, как "супермодель" человека 21-го века, получила от меня порцию комплиментов, касающихся разнообразия и качества пищи. С обещанием не забыть её в Москве и обязательно рассказать товарищу Орджоникидзе какие замечательные люди работают в его наркомате не только на производстве, но и в обсуживающих это самое производство учреждениях. А уж произведение кулинарного искусства, которым несомненно являлась её каша, я обязательно прихвачу с собой, чтобы нарком лично мог снять пробу и убедиться в справедливости моих слов. Пришлось даже демонстративно, с блаженной улыбкой, лично пожевать комбикорм, но чего только не сделаешь ради того, чтоб довести до нервного срыва ближнего своего! После чего сразу уехал на попутке в Горький, в областной УНКВД, где без проблем договорился об эвакуации и временном размещении больных в тюремном стационаре. В Сормово возвращаться не стал, порой молчание стоит больше, чем любая ругань и даже прямые угрозы. Пусть теперь некоторые ответственные товарищи себе ногти до локтей сгрызут, ожидая, во что им мой визит на завод встанет. А на сладкое, лично для себя, я задумал обязательно добиться через Кожанова постройки хоть одной лодки, по уже готовому проекту спецКБ. Заведомо для Сормовского завода неподъёмному. Договариваться надо, товарищ директор, а не гнобить людей вплоть, чуть ли не до физического уничтожения.