— А! Бросьте вы! — Керст махнул рукой. — Видели — не видели… Ну скажите, — как бы вы ему помогли? Он обречен был нести свой крест в одиночку, — он рассеянно налил немаркированный коньяк себе и еще в две ближайшие рюмки, — снять этот груз с его плечей могло только увольнение, — а на это он никогда не пошел бы, — или смерть.

— Но переживания последних месяцев, — Сабленок сделал жест четвертушкой соленого огурца, наколотой на вилку, — были экстраординарными даже для него. Он жаловался, что совершенно не может спать, даже со снотворным, а от усталости порой заговаривается, — ну, в смысле говорит не те слова, которые собирался. Просил выписать что-нибудь посильнее.

— А вы?

— Отказал, разумеется. Категорически потребовал, чтобы он срочно ушел в отпуск и отправился в санаторий… профильный. Он очень резко отказался… практически послал, — понимаете? — я потребовал, чтобы он подписался под отказом, думал хоть так на него повлиять. Но на него и это не подействовало. Подписал не моргнув и глазом…

— Почему не сигнализировали?

— Обещал. Вот только он напомнил мне о врачебной тайне. Сколько раз плевал я на это самое обстоятельство, — даже и не думал о нем нисколько, — почему на этот раз не плюнул? А!

— А заговариваться, — заговаривался, — вдруг вспомнил Игорь Иртенев, — я сам был свидетелем. После того, как ему открылось… истинное положение вещей, он мог говорить только об этом, а начав — не мог остановиться, перескакивал с одного на другое, приводил бесконечные примеры, желчно шутил по поводу этих примеров и сам же смеялся своим шуткам, этак отрывисто, вдавался в какие-то никому не нужные подробности, а потом вдруг снова возвращался к оставленной было линии разговора… Теперь понятно — от бессонницы.

— Доктор, — а как у него было с давлением?

— Мы покончили с гипертонической болезнью у своих сотрудников. Совсем. А если вы имеете ввиду инсульт, так забудьте: нет у него сколько-нибудь существенных очагов. Ни кровоизлияния, ни ишемии. Сто процентов.

— А последней каплей, понятно, была это злосчастная операция, эта самая "Гоби". Он воспринял эту историю, — неприятную, даже где-то трагическую, но не более того, — как крах дела всей своей жизни! Как… Как какую-то прямо-таки вселенскую катастрофу! Да она, может, года через два семечками покажется…

— Трудно быть адекватным на фоне такого переутомления и таких переживаний, — плюс бессонница! — тут любой пустяк может переломать даже самую крепкую спину.

— Кстати, — многие описывали, что в подобных обстоятельствах возникает феномен "суженного сознания", когда первое попавшееся решение, даже самое неудачное, которое в других условиях было бы немедленно отброшено, воспринимается, как единственно-возможное. Карпов рассказывал про такой случай из своей практики.