— Неплохая благодарность, — проговорил Мугамба с кривой, мертвой улыбкой на толстых, как сардельки, темно-коричневых губах, — за верную службу, а?

— Нормальная благодарность, — ответил русский застегивая кобуру, — большая, чем вы думаете. Вообще единственно возможная. После тех сигарет, о Черный Павлин, он больше не был человеком. Он был бродячим мертвецом. Нет, — куда меньше, чем мертвецом, — особенно после того, что сделал. Понимаешь? Мертвый, когда нет души, — это вроде как ровное место. А тут не ровное место, тут — яма… Так что, заровняв яму, я все-таки отблагодарил его, нечего грешить.

— Чего это ты им подсунул?

— "Короткое замыкание". Последняя разработка Постного. Особенно он гордился тем, что — не вызывает остановки дыхания. Мол-де это считалось для "больших" препаратов Райской Группы принципиально невозможным… Но он — сделал, хотя побочным эффектом искомой комбинации свойств явилось возбуждение на фоне ПОЛНОЙ удовлетворенности. Нирваны. Подумав, он решил, что это даже и неплохо. Звериное чутье. Колдуну я, понятно, подсунул банального "сынка", переделанного разве что только самую чуточку…

— Да-а, пользительная штуковина. Навроде водородной бомбы… Слушай, — а оно не того? Не слишком круто?

— На Земле слишком много людей. А если еще и считать человеком каждое… Короче, — у нас, у "центровых", не нашли варианта будущего, при котором нам понадобились бы черно… рабочие… — Он хихикнул. — А хороший коломбурчик вышел, а?

Ночь после целого дня ожесточенных боев девятого июня выдалась на редкость ясной. Луна, яркая луна южноливанской пустыни, хоть и была на ущербе, но успела утратить не более трети, так что светила еще вполне прилично. По мнению иных — лучше, чем надо бы. Лейтенант Шимон Кнох первым заметил, что луна померкла, как будто затянутая легким облачком, странно колеблющейся пеленой, а спустя самое короткое время невидимой стала и сама линия горизонта. Смутная пелена надвигалась на позиции бригады стремительно, как будто гонимая бурей. В свете зажженной, — вопреки строжайшему запрету и обыкновенному здравому смыслу! — танковой фары засветились, замельтешили заполошно первые белые хлопья.

— Снег! — Вскрикнул голосом, сорвавшимся от изумления на фальцет, Яша Гольдберг, только три года тому назад прибывший на родину предков из многоснежной России. — Пурга!

— Какой снег? Ты что, — с ума… — Успел ответить Кнох, а потом непостижимая пурга с оглушительным шелестящим гулом накрыла и их, и всю бригаду целиком.

Приглядевшись к бешено пляшущим в воздухе хлопьям, лейтенант с ужасом и отвращением увидел, что это — какие-то довольно крупные насекомые мертвенно-белого цвета. С множеством ног, тонких, и длинных, пушистых антенн-усиков, и прочих члеников, с тонкими крылышками, устроенными вроде гребешков, они и впрямь напоминали ожившие снежные хлопья либо же тополевый пух. И так же, как тополевый пух, они лезли в ноздри, в глаза, в уши, намертво приставая к одежде, покрывая ее толстым, но рыхлым, неряшливым покровом, превращая израильтян в подобия скверно слепленных снеговиков. А еще — толстым, тяжелым покровом засыпали принадлежащую бригаде технику, превратив в чудовищные сугробы танки "Мк — 1", бронетранспортеры, зенитные установки и джипы со смонтированными на них комплексами "TOW", равно как и всех, кто находился в этот момент на открытом воздухе, укрыли редким, клочковатым саваном немногочисленные палатки, образовав довольно толстый слой только на выходе, там, где воздух был потеплее от находившихся внутри людей. При этом еще достаточно значительная доля белых тварей продолжала бешено роиться в воздухе, как бы не в силах решить, где приземлиться.