— Ну, и если уж очень повезет… Хотя это вряд ли, это чаще, — правда, Саш?

— Гораздо чаще, — серьезно кивнул головой Саша, — прямо-таки сравнивать нельзя!

— Гораздо чаще встречается на малине, но если повезет, то на очередной ягоде можно слопать лесного клопа, отличающегося своеобразным вкусом и острым, пикантным ароматом. Тоже входит в технологию, хотя, на взгляд людей скучных и бескрылых, уже является излишеством на манер рококо.

Луг Усныти был весьма обширен и очень зелен, кочуя, передвигаясь по преимуществу на корточках или на четвереньках, они и сами не заметили, как оказались далеко от обычного для здешних мест немудрящего леска, бывшего, скорее, разномастным отрогом Петровской Дубравы. Из-за нее-то и подкралась свирепая с виду, бурная летняя гроза. Тут, как баобабы в африканской саванне, только кое-где стояли солидные, мощные деревья. Темно-серые, в сизых разводах, тучи выбрались из-за вершин деревьев неожиданно и стремительно, в грозном молчании, как плотные массы непобедимой монгольской конницы, и уже потом на сборщиков налетел мощный, слитный порыв теплого ветра.

— Бегом! — Крикнул Михаил, тяжеловатой рысцой направляясь к ближайшему дереву. Последние метры пробегали, уже подгоняемые в спину первыми, увесистыми, как пули, каплями. Черное небо над дубравой расколола резко изломанная, почти в дугу замкнутая огненная трещина первой молнии, солидно громыхнул гром, и почти сразу же все пространство луга вокруг относительно, — очень относительно! — защищенного пятачка под кроной громадной, покрытой чудовищными старыми шрамами липы, затянула седая завеса падающей воды.

Ливень длился недолго, темно-серое стадо туч, посверкивая и погромыхивая, убрело дальше, но пелена на небе не развеялась, дождик, значительно ослабев, все-таки продолжался, и Саша, с уверенной повадкой аборигена глянув в небо, вздохнул:

— К утру распогодится, но нам — ждать нечего. Пошли домой…

Раздевшись, разувшись и смотав одежду в плотные комки, они не торопясь отправились восвояси через залитый теплой водой луг. Вода эта была чуть ли не теплей теплого воздуха, от нее, от травы поднимался едва заметный пар, а ощущение всей этой благодати, — когда босая нога сначала встречает мягкую, теплую травку, почти одновременно, но все-таки потом, погружается в теплую, как парное молоко, водичку, а под конец оттискивается в чуть раскисшей почве, напоминающей некую первобытную жижу, породившую жизнь, — оказалось вообще ни с чем не сравнимым, совершенно особым блаженством. А когда они проходили мимо очередного отдельно стоящего дерева, вдруг налетевший порыв ветра заставил его ветки упруго всколыхнуться и стряхнуть плотную, довольно увесистую пригоршню дождевой воды ему в лицо. Точь-в-точь, как плеснул бы, балуясь с ним в какой-нибудь из местных речек, веселый маленький ребенок. Вода, совершенно безвкусная, все-таки казалась сладкой, наверное. именно такой вкус получился бы, если сильно разбавить тот самый, с еще не опустевшего Олимпа, дарующий вечную юность нектар, она залила все его лицо, на миг застлала его глаза тонкой пленкой, чудесно исказившей окружающее, и в этот миг на него снизошло Озарение. Просветление, У, сатори, вдохновение, нирвикальписамаддхи, — у него много названий, но пережившие его счастливчики с редким единодушием утверждают, что данное им понимание непередаваемо, иногда — мучительно непередаваемо словами, не оставляет ни малейших сомнений в своей истине, а еще — практически всегда истина эта касается какого-то единства вещей, доселе лежавших в голове Просветленного по отдельности. Другое дело, что масштаб его, — равно как и последствия, — все-таки сильно различаются в зависимости от масштаба личности, попавшей под такую вот божественную раздачу. А еще оно всегда связывается с чувством особого, ни на что не похожего наслаждения. Не большего, не меньшего, а просто совсем другого, чем все прочее.